Так я вышла замуж – хотя и по доверенности – за короля Англии.
После церемонии я вместе со своими родными вошла в собор, чтобы присутствовать на торжественной мессе, а герцог де Шеврез, будучи доверенным лицом короля Карла, не присоединился к нам и удалился вместе с лордом Кенсингтоном: так поступил бы сам Карл, если бы был здесь. Этот эпизод напомнил мне, что моя вера отличается от веры моего жениха. Я ощутила легкую грусть, хотя и была полна решимости привести моего мужа в лоно святой католической церкви.
После мессы мне позволили вернуться в резиденцию епископа и немного отдохнуть перед пиром. Часы эти я провела в обществе Мами, которая возбужденно рассуждала о церемонии венчания, а также о великолепии моих бриллиантов и бриллиантов герцога де Шевреза.
А вечером был пир, и на нем царило веселье. Я восседала во главе стола по правую руку от моего брата; с другой стороны со мной соседствовала моя мать. Я заметила, что теперь оба они относятся ко мне по-другому. Я перестала быть маленькой мадам Генриеттой; я превратилась в королеву.
Потом я танцевала с герцогом де Шеврезом, пытаясь представить себе вместо его лица лицо с портрета; затем я прошлась в танце с Людовиком, а в конце мы с Анной исполнили один из наших маленьких балетов. Кружась в паре с Анной, я трепетала от радостного возбуждения: ведь теперь обе мы были королевами.
Этот день никак нельзя было назвать грустным, хотя он оказался страшно изматывающим, и под конец я была даже рада скинуть с себя свой роскошный наряд и лечь спать.
– Это моя брачная ночь, – сообщила я Мами.
Та взбила подушки.
– Ну, вам недолго осталось спать одной, – сказала она.
Я задумалась, а Мами вдруг обвила меня руками и крепко прижала к себе.
– У него доброе лицо и ласковые глаза, – успокаивающе произнесла она.
За чем и последовала моя брачная ночь.
В знак признательности за помощь в устройстве этого брака лорду Кенсингтону был присвоен титул графа Голланда, а через две недели во Францию приехал герцог Бэкингем. Его появление наделало много шума. Бэкингем был так жизнерадостен и так красив! А как великолепны были его наряды!
– В этих одеждах, – объявила Мами, – он собирался блистать, заключая с вами брак по доверенности.
Когда мне впервые представили герцога Бэкингема, он был в белом атласе, усыпанном бриллиантами. Мами слышала, что один только камзол – учитывая количество драгоценных камней – оценивался в двадцать тысяч фунтов. А сколько у герцога было таких нарядов?! Он любил бриллианты и украшал ими все, что можно: они сверкали у него на шляпе и даже на пере шляпы, не говоря уж об эфесе шпаги и шпорах.
Он словно хотел ослепить всех своим богатством. Впрочем, он и правда был одним из влиятельнейших людей в Англии. Король Яков любил его до безумия – ибо король Яков вообще питал склонность к красивым молодым мужчинам. Теперь же герцог стал лучшим другом и советником Карла. Официально Бэкингем приехал, чтобы сопровождать меня в Англию, однако Мами полагала, что у него могла быть и другая цель. Он хотел заключить с французами союз против Испании.
Но в любом случае Бэкингем был здесь – во всем своем блеске, в сиянии славы и богатства. И держался герцог так, словно был ровней моему брату, моей матери и молодой королеве. В честь его приезда устроили большие торжества – ведь в Париже все еще продолжали праздновать свадьбу. Было решено, что после недели пиров и балов, на которых будет присутствовать герцог, мы с ним отправимся в Англию.
Моя разлука с семьей пока откладывалась, поскольку моя мать с Людовиком, Анной и Гастоном собрались сопровождать меня до Кале. Там я должна была проститься с ними и пересечь Ла-Манш в обществе герцога Бэкингема и лорда Кенсингтона – новоиспеченного графа Голланда. Герцог де Шеврез, женившийся на мне по доверенности, должен был оставаться со мной до тех пор, пока меня не передадут настоящему мужу; а поскольку ехал герцог, то вместе с ним отправилась и ветреная герцогиня. Я почти примирилась с потерей родины – в конце концов никто из моей семьи никогда не испытывал ко мне особой нежности, а в качестве главной придворной дамы меня сопровождала Мами.
Это было веселое путешествие. При нашем появлении люди поспешно выбегали из своих домов и приветствовали нас радостными криками. К тому же затевалась интрига – весьма романтического свойства. Впрочем, где бы ни появилась герцогиня де Шеврез, без этого было не обойтись. А что могло быть более захватывающим для этой дамы, чем роман с одним из наших спутников?
Мами сказала, что красавица и граф Голланд совершенно не скрывают своих чувств – и сомнительно, чтобы герцог де Шеврез не ведал о скандальном поведении супруги.
А вскоре внимание наше привлекла еще одна пара… Об этом как-то упомянула Мами.
Однажды вечером, укладывая меня после долгой дороги в постель, Мами спросила:
– Вы заметили, как ведут себя герцог Бэкингем и королева?
– А что такое? – не поняла я.
– Кажется, герцог бросает на королеву весьма томные взгляды, – сообщила Мами.
– На Анну?! – от удивления я села на ложе.
– Конечно, на Анну. И должна заметить, что меня это ничуть не удивляет. Людовик – самый нерадивый супруг на свете, – заявила Мами.
– Герцог просто восхищен ею! – возразила я.
– А она любит, когда ею восхищаются… – уточнила Мами.
– Тебе, наверное, просто показалось. Уверена, что показалось! – рассердилась я.
– Ну, может быть… – сдалась Мами, но тут же объявила: – Хотя я редко ошибаюсь!
Мы заговорили о другом, но на следующий день, когда мы продолжили наше путешествие, я заметила, что Бэкингем исхитрился устроиться рядом с королевой и завязать с ней разговор. Они смеялись, глаза Анны искрились от восторга, а герцог Бэкингем, казалось, был очень доволен собой.
И хотя я еще не познала близости с супругом, но любовная связь герцогини де Шеврез и графа Голланда, столь явно выставлявшаяся напоказ в присутствии мужа-рогоносца, а также упорные попытки герцога Бэкингема завоевать королеву открыли мне глаза на те нравы, которые царили в придворных кругах.
Не успели мы доехать до Компьеня, как у Людовика случился очередной приступ лихорадки. Наша мать была очень обеспокоена и настояла, чтобы мы прервали путешествие, пока короля не осмотрят доктора. Мы все приуныли, и часть празднеств была отменена. Впрочем, меня это не слишком огорчило, несмотря на мою любовь в танцам, пению, музыке и веселью. Несколько тихих вечеров с Мами приободрили меня сейчас гораздо больше, чем шумные пиры и балы.
Утром ко мне в комнату вошла мать; она выглядела мрачной и озабоченной.
– У короля жар. Думаю, ему не стоит продолжать это путешествие, – промолвила королева.
Я не верила, что она беспокоится за самого Людовика… Они не любили друг друга. Это стало ясно после смерти маршала д’Анкра. Но смерть Людовика или его долгая болезнь могли ввергнуть страну в жестокую смуту. Законного сына и наследника у короля не было, и я не знала, как мать относится к моему брату Гастону, который был ближайшим претендентом на престол. Короче, по каким-то одной ей известным причинам она была искренне озабочена здоровьем моего брата.
– Я сделаю так, как скажут доктора, – продолжила она. – Если они посоветуют ему остаться здесь, то придется решать, ждать ли нам его выздоровления или ехать дальше, хотя я считаю, что тебе необходимо попасть в Англию как можно скорее.
Я склонила голову. Я не понимала, зачем мать мне это говорит. Вряд ли она собиралась считаться с моим мнением. Но я забыла… Ведь я стала теперь королевой!
– Итак, – продолжила моя мать, – если доктора решат, что ему лучше остаться в Компьене, все прочие отправятся в путь.
– Да, мадам, – ответила я.
– Возможно, крепкий сон исцелит короля…