– Пока мне не стоит рассказывать вам все подробности, – сказал он. – Вдруг мои планы постигнет неудача, как предыдущие попытки. Хотя, должен заметить, на сей раз все обстоит иначе. Война закончилась, в стране воцарился мир. Генерал Монк – друг мне. Одно время он был сторонником Кромвеля, но теперь приглашает меня вернуться на родину. Полагаю, он никогда не одобрял тот уклад жизни, который установили круглоголовые. Оливер Кромвель не доверял ему… и был прав. Монк – сильная личность. Он, правда, несколько груб, как, впрочем, любой солдат, но он больше всего ценит в человеке преданность и верность. Когда я вернусь, то воздам ему по заслугам. Он женился на своей прачке… – Тут он осекся, бросив на меня несколько растерянный взгляд, и извинился: – Прошу простить меня, матушка, что я смутил вас, однако, поверьте, жена генерала Монка обладает многими выдающимися качествами, главным из которых является ее убежденность в том, что только король должен править Англией.
– Вы считаете, что этот генерал… что он поможет вам вернуть себе корону? – спросила я.
– Монк – не просто генерал, он главнокомандующий армии. И он не одобряет того, как правит страной наследник Оливера Кромвеля. Он мирился с правлением лорда-протектора при его жизни исключительно из уважения к самому Кромвелю, которого считал человеком сильным и мудрым. Теперь же наступили другие времена. Я жду, когда меня позовут вернуться, и больше не собираюсь покидать мою страну. Мне надоело скитаться по свету.
Мы говорили и говорили, довольные тем, что встретились в Коломбе, где могли оставаться одни… как обычная семья. Мы были так взволнованы, что почти ничего не ели за ужином.
И вот событие, которого мы так долго ждали, произошло в мае 1660 года. Оно казалось нам чудом, дарованным Всевышним за все те волнения, горести и беды, за лишения и невзгоды, трагедии, поражения и разочарования, которые пришлось нам пережить.
Карл наконец получил приглашение вернуться на родину и отправился в Дувр, где ждал его генерал Монк, а на протяжении всего пути до самого Лондона короля встречали восторженные толпы, бросая цветы под копыта его коня.
Это был самый счастливый день в моей жизни с тех пор, как начались наши беды. Реставрация победила окончательно, и я знала, что отныне для всех нас начнется новая жизнь.
ГЕНРИЕТТА
Жизнь изменилась. Мечта моя исполнилась. Мой сын вернул себе английский престол. И хотя я понимала, что радость и счастье не бывают вечными, наши беды остались позади. Я ни минуты не сомневалась, что Карл сможет сохранить корону – ведь он ничем не походил на своего отца. Он умел приноравливаться к обстоятельствам, был гибок, никогда не ввязывался в споры, оставляя решение проблем другим. У него не было желания снова отправляться в изгнание, и всем своим поведением он доказывал, что намерен удержаться на троне. Народ уже обожал его, как никогда не обожал его отца.
Какой странной бывает жизнь! Добрый, порядочный, прекрасный человек, каким был мой супруг, не смог завоевать любовь подданных, в то время как его собственный сын – некрасивый, готовый идти на любые уступки, повеса и развратник – покорил их сердца за несколько дней.
Да, они любили его за грехи и прежде всего за скандальные амурные похождения.
Мы с Генриеттой вздохнули с облегчением – наконец мы могли снова гордо вскинуть головы.
Генриетта горела желанием отправиться в Лондон, но я ее пока удержала от этого шага. Складывалась довольно интересная ситуация, и наше присутствие в Париже казалось мне более желанным, чем возвращение в Англию.
В Париж прибыл Людовик со своей невестой Марией-Терезией – невыразительной девушкой, увидев которую мне стало жаль моего племянника. Не поспеши Анна с выбором невесты, она бы дождалась восстановления Карла на троне, и тогда Генриетта стала бы желанной партией для Людовика. Я не сомневаюсь, что Людовик и Генриетта были бы по-настоящему счастливой парой. Но увы!
Однако, несмотря на это огорчение, я радовалась, впервые за долгие годы не ощущая себя попрошайкой.
Мы с Генриеттой, на правах членов королевского дома, восседали рядом с королевой Анной на балконе под навесом из малинового бархата и наблюдали за торжественным шествием по случаю бракосочетания короля и инфанты. Я гордилась тем, что занимаю такое же положение, как и Анна: мы обе – матери правящих монархов, и между нами нет никаких различий.
Процессия двигалась медленно: впереди шли члены магистрата, за ними мушкетеры и герольды; главный конюший нес королевский меч в ножнах, покрытых синим бархатом c золотыми лилиями. Следом на гнедом жеребце под парчовым балдахином ехал Людовик – король, которым могла гордиться любая страна. Он выглядел величественно, и народ восторженно приветствовал его.
Я гордилась своим племянником и, конечно же, думала о другом короле, который под такие же громкие возгласы восторга совсем недавно проехал по улицам Лондона.
Людовик был прекрасен в своем великолепном костюме, украшенном кружевами и крупными жемчужинами; элегантный плюмаж, приколотый к шляпе огромной бриллиантовой брошью, ниспадал ему на плечо. Рядом с королем ехал Филипп, герцог Анжуйский, и я смерила его оценивающим взглядом: сразу было понятно, что он вторая особа в королевстве. Он был красив, может быть, даже красивее своего королевского брата, но ему явно недоставало мужественности и гордой величественности Людовика. На нем тоже был великолепный костюм, сверкающий драгоценными камнями. Я украдкой посмотрела на Генриетту. Моя дочь не спускала глаз с Людовика. Ее взгляд был печальным. А может, мне только показалось?
За ними в золотистом экипаже, одетая в золотой наряд, ехала невеста. Издали она выглядела довольно красивой – а кто бы не выглядел в таком наряде и таком окружении? – но черты ее лица, если присмотреться повнимательней, были чуть грубоваты. Да, Мария-Терезия не блистала красотой. Как жаль, что у Анны не хватило терпения подождать, пока моя Генриетта станет желанной партией для Людовика! Какой прекрасной невестой была бы моя малышка! Но все равно я бы ее не одела в золотую парчу. Золото выглядит несколько вульгарно, особенно в сочетании с множеством разноцветных драгоценностей. На Генриетте было бы серебристое платье, усеянное одними лишь бриллиантами.
Но какой теперь прок от всех этих мечтаний?! Французский король достался маленькой инфанте. Я знала, что вскоре они об этом пожалеют.
Наблюдая за шествием, я вдруг заметила, что следом за каретой невесты движется экипаж французской принцессы, в котором сидит моя племянница, мадемуазель де Монпансье. Она посмотрела вверх, и наши взгляды встретились. Я скривила губы в язвительной усмешке, умудрившись изобразить на лице немного сострадания. Она все поняла и отвернулась.
Моя улыбка ясно говорила: «Дорогая моя племянница, бедная моя девочка, ты опять оказалась не у дел. Не так-то легко будет найти тебе жениха».
Я догадывалась, что теперь она попытается соблазнить Филиппа. Но нет! Этому не бывать! Дочь и сестра короля выше по своему положению дочери брата короля – особенно такого, который опозорил себя, связавшись с фрондистами.
На следующий день после прибытия в Париж Людовика с невестой Анна пригласила меня к себе. Она поспешила навстречу мне и, улыбаясь, ласково обняла. Королева явно намеревалась сообщить мне какое-то приятное известие.
– Если бы вы знали, как я счастлива! – сказала она. – Мой сын Филипп только что был у меня и открыл мне свое сердце. Он влюблен и намеревается просить руки своей избранницы.
Я чуть не задохнулась от волнения. Очевидно, речь идет о Генриетте – иначе Анна не выглядела бы такой радостной.
Я опустила глаза, пытаясь успокоиться, а французская королева тем временем продолжила свою речь:
– Он хотел бы жениться на Генриетте.
Господи, до чего же замечательно все складывалось! Правда, Людовик, к сожалению, сделал свой выбор не в пользу моей дочери, но Филипп был для нее отличной партией. Если бы Людовик умер бездетным (хотя эта маленькая испанка вполне могла оказаться очень и очень плодовитой), Генриетта стала бы королевой Франции!