– Я так рада за всех нас, – сказала Анна. – И мой мальчик очень влюблен…
Трудно было представить Филиппа влюбленным в кого-нибудь, кроме самого себя… если не считать, конечно, его давней привязанности к молодому графу де Гишу, который в весьма нежном возрасте был обвенчан с богатой девицей из семейства де Сюлли, но никогда не проявлял интереса к своей жене, а предпочитал не разлучаться с Филиппом. Впрочем, сейчас это меня не слишком занимало. Филипп был братом короля и стоял ближе всех к трону, к тому же Генриетта много лет знала его, и, если они поженятся, ей не придется покидать Францию, а значит, и меня. Я была просто счастлива!
Анна прекрасно понимала, насколько будущий брак выгоден обеим странам.
– Знаете, – сказала она, – Людовик уже дал брату разрешение жениться, и кардинал тоже одобрил выбор Филиппа.
«Еще бы! – подумала я. – Старая лиса имеет отличный нюх. Людовик женится на Испании, а Филипп – на Англии!»
К моему восторгу примешивалась и изрядная доля злорадства. Я была хорошо осведомлена о том, что мадемуазель де Монпансье попыталась заполучить себе в мужья Филиппа, когда узнала о предстоящей свадьбе Людовика. Помолвка принца должна была стать для нее тяжелым ударом, и мне не терпелось увидеть ее вытянувшееся лицо. Бедняжка! Теперь уже ясно, что ей суждено навсегда остаться старой девой.
Что до Генриетты, то она отнюдь не выглядела счастливой. Она только спросила меня:
– Филипп действительно собирается жениться… и жениться именно на мне?
Временами я плохо понимала свою дочь. Почему она оставалась такой равнодушной? Почему не кинулась мне на шею, узнав о такой замечательной новости?
– Конечно, он женится на тебе, – заверила я дочь. – В конце концов, это его долг по отношению к собственной стране. Послушай, дорогая моя, если Людовик внезапно умрет, твой муж станет королем!
– Не надо так говорить, матушка, – прошептала Генриетта.
– Не тебе учить меня, что следует и что не следует говорить! – сердито отозвалась я.
Она тут же улыбнулась, поцеловала меня и сказала, что знает, как я люблю ее и как забочусь о ее благополучии. Если я считаю, что ей следует выйти за Филиппа, то она, разумеется, так и поступит.
– Милая моя доченька, – воскликнула я. – Мне кажется, ты не очень рада тому, что вот-вот станешь третьей дамой Франции!
– Откровенно говоря, я вообще предпочла бы пока не выходить замуж, – ответила Генриетта. – Мне хочется поскорее отправиться в Англию и быть там, подле Карла.
– Карл – король, и совершено естественно, что ты восхищаешься им и скучаешь по нему, – проговорила я. – Но ты не должна забывать, что он – твой брат, и у него своя жизнь, а у тебя – своя.
– Но вы же сами говорили мне, что мы поедем в Англию, – с надеждой глядя на меня, сказала Генриетта.
– Конечно, поедем. Как только состоится твое обручение, мы навестим твоего брата, а потом вернемся в Париж и сыграем свадьбу… твою свадьбу, маленькая моя! Я так мечтаю видеть тебя, самую мою любимую дочь, замужем, а моего старшего сына – на престоле его отца! Господи, неужели Ты сжалился над нами и мрак, так долго тяготевший над нашими головами, начинает рассеиваться?!
Потом наступили радостные недели подготовки к обручению. Я была занята с утра до вечера и даже почти забыла о предстоящем морском путешествии, которое наверняка сулило мне плохое самочувствие и расстройство нервов. Однажды меня навестила мадемуазель де Монпансье. Она была очень раздосадована грядущей помолвкой Генриетты и Филиппа и явно надеялась помешать ей.
– Вы, конечно, приехали поздравить меня, – с милой улыбкой обратилась я к посетительнице, желая уколоть ее.
– Наверное, вы, тетушка, довольны тем, что наконец-то добились своего! – иронично, но с явной долей зависти заметила Анна-Луиза.
– Добилась своего? О чем это вы толкуете? – широко раскрыла я глаза. – Я ничего не добивалась, ровным счетом ничего! Вы не представляете, как я была удивлена, когда королева сообщила мне, что Филипп влюблен в Генриетту и не желает видеть своей женой никакую другую женщину!
– Я охотно верю, что вы удивились, – сказала мадемуазель, презрительно улыбаясь. – Кто бы мог подумать, что Филипп способен хотя бы на несколько минут отвлечься от мыслей о своем друге де Гише и поразмыслить о свадьбе.
– О, принц давно уже без ума от Генриетты, – уверенно заявила я. – Моя девочка вне себя от радости. Как это прекрасно – быть любимой таким человеком!
Де Монпансье промолчала. Потом ее лицо приняло несколько озабоченное выражение.
– Я слышала, вы намереваетесь посетить Лондон? – спросила она, меняя тему разговора.
– Да, – удивленно ответила я. – Мы с Генриеттой и впрямь хотим навестить Карла.
– А как поживает английский государь? – осведомилась Анна-Луиза.
– Благодарю вас, у моего сына все хорошо, – гордо вскинув голову, сказала я.
– Я надеюсь, он не забыл дни своего пребывания в Париже и… некоторых старых друзей, – робко произнесла мадемуазель и уже смелее добавила: – Как бы мне хотелось вновь повидаться с королем! Мы несколько раз так мило беседовали с ним.
Я мысленно улыбнулась. Так вот в чем дело! Людовик и Филипп женятся, и эта увядающая девица вспомнила о Карле!
«Но нет, дорогая моя! – подумала я. – Прежде он был королем-изгнанником – и вы отвергли его, теперь же мой сын – самый знатный холостяк Европы, и вам не видать его как своих ушей! Опоздали, милочка!»
Она выглядела очень несчастной, и мне даже стало на какое-то мгновение жаль ее, но нынче, несмотря на все богатство, мадемуазель де Монпансье была неподходящей парой для короля Англии.
…Казалось, в теперешних обстоятельствах поездка в Лондон должна была сулить мне сплошные удовольствия, однако жизнь вновь приготовила мне неприятный сюрприз.
Накануне нашего отбытия из Франции я получила письмо, которое совершенно лишило меня душевного спокойствия. Я читала и перечитывала его, лелея безумную надежду, что смысл написанного ускользнул от меня, однако было ясно, что то, чего я так опасалась, все же совершилось.
Тут как раз вошла Генриетта и, увидев мое исказившееся лицо, в ужасе бросилась ко мне.
Сев рядом со мной, она взяла меня за руку, но я оттолкнула ее и в ярости вскричала:
– Не могу поверить! Этого просто не может быть!
– Что-то с Карлом? – прошептала Генриетта побелевшими губами.
– Вот именно – Карл! – повернулась я к ней. – Твой брат дал свое согласие на это!
Она принялась умолять меня успокоиться и рассказать ей все, но я была не в силах взять себя в руки и бессвязно выкрикивала:
– Джеймс! Это все Джеймс! Он женился на этой шлюхе, на этой интриганке Анне Хайд! Ее отец – известный негодяй, он все продумал, он обманул обоих твоих братцев… Без моего согласия… без материнского благословения!
– Он очень любил ее, – тихо проговорила Генриетта.
Я чуть не ударила ее – ее, мою дочь!
– Любил! – возопила я. – Да она заманила его в ловушку! Я так и знала, что этим кончится, я видела, к чему идет дело! И зачем только Мэри приблизила ее к себе, зачем привезла в Париж?! Какой ужас! И брак был заключен как раз вовремя, прежде чем родится их ребенок… Теперь ее ублюдок будет признан законнорожденным!
– Но матушка, наверное, Джеймс хотел именно этого! – пыталась успокоить меня Генриетта.
– Нет, это она, это все она! Подумать только, ребенок! Да, дело зашло уже слишком далеко… – волновалась я. – И почему меня там не было? Я бы вмешалась, я бы расстроила этот брак! Но Карл, Карл! Как он мог позволить такое?!
– Но ведь они сделали это тайно… – напомнила мне Генриетта.
– Да, но твой брат намерен принимать эту женщину при своем дворе! – возмущалась я.
– Потому что она жена Джеймса, матушка, – заступалась за брата Генриетта.
– Развратница! Ничего, скоро мы будем в Англии, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы брак был признан недействительным, – резко заявила я. – Господи, а все потому, что Карл так равнодушен к творящемуся вокруг него. Я так и вижу, как он пожимает плечами и произносит что-то вроде: «Ну что ж, это их дело, не мое…» Король не должен вести себя подобным образом, так недолго и трона лишиться!