Я почти испугалась. Он повернулся и вышел вон. Думаю, он боялся, что может меня ударить.
История эта была просто немыслимой, и все только о том и говорили. Королева не будет короноваться! Англичане решили, что я рехнулась. Такое отношение к короне глубоко их возмутило, и они восприняли его как личное оскорбление; однако мои приближенные-французы мне аплодировали. Даже Мами не осуждала меня, хотя и сказала, что я веду себя неразумно.
Что касается графа де Бленвиля, то он был поражен моим поступком, хоть как католик мог бы меня и понять. Более того, он должен был благодарить меня: ведь раз я не буду присутствовать на коронации в протестантском храме, то и графу не надо там быть. Правда, Бленвиль сказал, что ради мира между двумя странами взял бы на душу этот грех. По-видимому, граф таким образом хотел мягко укорить меня… Однако затем он добавил, что без меня ему вряд ли уместно появляться на церемонии.
Карл дважды пытался урезонить меня, но я отказывалась его слушать.
– Все сочтут, что своим отказом от коронации вы оскорбляете и нашу страну и нашу веру. Это не принесет вам большой народной любви.
– Меня не волнует народная любовь, – ответила я.
– Тогда вы еще глупее, чем я думал, – отрезал Карл.
В другой раз он пытался уговорить меня хотя бы присутствовать на церемонии в аббатстве. Там будет решетчатая будочка, в которой меня никто не увидит.
– Нет, – неистово вскричала я. – Я согрешу, отправившись в подобное место.
Больше Карл об этом не заговаривал, но я знала, что он был сильно раздосадован и что люди на улицах честили меня на все корки.
Тем не менее я не пала духом. В те дни я была твердо уверена, что всегда и во всем поступаю правильно. Коронация была назначена на второе февраля – день Сретения Господня. Так что, пока проходила церемония, мы отмечали один из наших церковных праздников. Однако потом я, должна признаться, не удержалась и стала наблюдать из окна Уайтхолла за коронационным шествием.
Государь был очень холоден со мной, а сама я вдруг почувствовала некоторое беспокойство. Хоть я и являлась законной королевой Англии, но коронована не была и не представляла, где и как смогу короноваться – разве что наступит день, когда благодаря мне вся Англия перейдет в католичество.
Примерно через неделю после коронации должно было состояться открытие парламента – второе за время правления Карла; значит, к зданию парламента отправится пышная королевская процессия. Отец Санси сказал, что я могу полюбоваться ею из какого-нибудь окна Уайтхолла, но Бэкингем со свойственной ему назойливостью принялся доказывать, что из окон его фамильного особняка все видно гораздо лучше, а его, Бэкингема, мать будет счастлива, если я присоединюсь к ней и другим леди из семейства герцога.
Я была раздосадована и хотела было отказаться, однако вспомнила, что все до сих пор злы на меня из-за истории с коронацией, и решила не раздражать ни своего мужа, ни его друга-герцога.
Карл предложил проводить меня в резиденцию Бэкингема, и я ждала супруга, кипя от злости из-за того, что согласилась отправиться к этим ненавистным людям.
Но тут начался дождь, и я решила, что он-то меня и спасет. Едва Карл вошел в мои апартаменты, я дотронулась до своих волос, искусно уложенных в сложную прическу, и скорбно взглянула на мужа.
Он спросил, в чем дело, и я ответила:
– Дождь все это погубит.
Карл одарил меня одной из своих меланхолических улыбок и, наверное, решил, что я прелестный, хоть и ужасно непослушный ребенок. Нежно дотронувшись до моего плеча, король сказал:
– Хорошо, оставайтесь здесь и любуйтесь процессией из Уайтхолла.
Я обрадовалась и уже устроилась у окна, как вдруг пришел господин де Бленвиль. Он был весьма обеспокоен.
– Правда ли, миледи, – осведомился он, – что вы отказались отправиться в дом к Бэкингему смотреть на процессию, хотя обещали быть сегодня у герцога?
– Идет дождь, – ответила я.
– Он кончился, – сообщил граф.
– Ладно, он шел, и я объяснила королю, что моя прическа будет испорчена, – сказала я.
– Бэкингем не примет такого объяснения, – заметил Бленвиль.
– Король его принял. Я не хочу портить свою прическу, – решительно повторила я.
– Вы должны немедленно ехать к Бэкингему, – сказал Бленвиль. – Я сам провожу вас к нему. Неужели вы не осознаете, сколь тревожны отношения между нашими странами?! Ваш брат король, ваша мать, кардинал… все они стремятся к дружбе с вашим мужем. Простите меня, миледи, но ваше поведение никак нам не помогает.
Он выглядел таким серьезным и продолжал так переживать из-за коронации, что я сразу согласилась отправиться с ним.
И он без промедления доставил меня в дом к Бэкингему.
Забавно, что наши невольные оплошности раздражают окружающих больше, чем самые продуманные каверзы. Мне даже в голову не приходило, что из-за такого пустяка, как мой отказ поехать к герцогу, поднимется такой шум. Но, конечно, главным виновником раздора был Бэкингем. Не увидев меня рядом с королем, герцог – как я узнала позже от свидетелей этой сцены – пришел в ярость. Он должен знать настоящую причину моего отказа покинуть Уайтхолл, поскольку дождь не имеет к этому никакого отношения! Люди слышали, как Бэкингем заявил королю, что тот вряд ли сумеет произвести впечатление на парламент, если позволяет презирать себя собственной жене.
Услышав такое, Карл помрачнел. Он всегда прислушивался к мнению Бэкингема, а тот был столь дружен с королем, что без колебаний говорил ему самые неприятные вещи. В результате Карл отправил ко мне гонца с требованием немедленно выехать к герцогу, однако, когда гонец прибыл в Уайтхолл, я уже покинула его вместе с господином де Бленвилем.
Мне известно, что сказал по этому поводу Бэкингем. Он заявил Карлу, что я не пожелала повиноваться королю, но немедленно подчинилась указаниям своего соотечественника.
В те дни король был очень неуверен в себе. Он страшно робел и постоянно боялся уронить свое достоинство. Теперь, оглядываясь назад, я все это прекрасно понимаю. Бэкингем был фаворитом прежнего короля и сделался наставником нынешнего, так что Карл всегда выслушивал герцога с величайшим вниманием и высоко ценил советы своего друга. Итак, намеки Бэкингема возымели свое действие: Карл отправил мне второе послание, приказывая вернуться в Уайтхолл, ибо если я не явилась в дом Бэкингема в сопровождении мужа, то одной мне туда приезжать не пристало.
Ах, я была так беспечна! Я никогда не пыталась вникнуть в суть происходящего. Я отослала гонца назад, велев передать королю, что предпочитаю остаться в доме герцога, коль уж прибыла сюда в обществе господина де Бленвиля.
Однако решительный тон следующего приказа не оставлял места для споров. Я без всяких проволочек должна вернуться в Уайтхолл!
Я наконец поняла, что грядет буря, и приняла благоразумное решение подчиниться; а потому я вернулась в Уайтхолл и вместе со своими приближенными наблюдала за процессией с того самого места, с какого изначально и собиралась.
Однако это был еще не конец.
Я не видела короля весь вечер, а ночью Карл не пришел ко мне в спальню. Утром от него принесли записку, в которой говорилось, что он очень расстроен моим поведением и не желает меня знать до тех пор, пока я не попрошу у него прощения.
Я была поражена.
– В чем же моя вина? – спрашивала я у Мами.
Она сообразила, сколь превратно был истолкован вчерашний случай. Тут много шума из ничего, сказала она. Я легко смогу убедить короля в своей невиновности, рассказав ему, что я действительно заботилась о своей прическе, а когда господин де Бленвиль объяснил мне, какую обиду наношу я Бэкингему, я прислушалась к мудрому совету и поспешила к герцогу.
– Но это так глупо, – вскричала я, в раздражении топая ногой. – Сколько суеты… и все из-за какой-то ерунды! Ну, какая разница, как я появилась у Бэкингема? Я приехала к нему, разве нет? Хотя, уверяю тебя, мне совсем этого не хотелось.
– В вашем положении нужно строго следовать этикету, – сказала Мами.