Я заметила, что мой брат, король, сидит и с несчастным видом наблюдает за происходящим. Супруга Людовика восседала рядом с ним и улыбалась, обмахиваясь веером и то и дело дотрагиваясь пальцами до своей мантильи – не для того, чтобы поправить ее, а лишь затем, чтобы выставить на всеобщее обозрение свои прекрасные руки. От Анны так и веяло Испанией, и я сомневалась, понравится ли это окружающим. Людовик говорил с женой очень мало. Подозреваю, что у брата начался один из его приступов заикания.
Затем король внезапно улыбнулся Шарлю д'Альберу, подошедшему, чтобы сесть рядом с ним. Тут же стало ясно, что компания Шарля д'Альбера ему гораздо приятнее, чем общество королевы.
Я немного знала про Шарля д'Альбера, поскольку однажды его обсуждали рядом с детской.
– Еще один из этих итальянцев, – услышала я как-то голос придворного, оказавшегося под моим окном. Чтобы скрыть свое присутствие, мне пришлось отступить на несколько шагов назад, однако слова разобрать я могла.
Другой придворный ответил:
– С тех пор как король привез из Италии жену, Лувр битком набит итальянцами!
– Как государь мог жениться на одной из этих Медичи?![22] Уж лучше бы он оставался с королевой Марго.
Они сказали про королеву Марго что-то такое, чего я не поняла, и от души рассмеялись. По хрусту гравия я догадалась, что они топчутся на месте, выразительно подталкивая друг друга локтями.
– Ну, не женись он на этой Медичи, не было бы у нас нового короля!
– Да, много чего Марго вытворяла, а вот детей рожать была не мастерицей.
Снова смех и хруст гравия.
– Говорят, он приобрел немалое влияние на молодого короля…
– Все равно всем руководит мамаша. С помощью Кончини, конечно!
– Еще один итальянец! Не пора ли Франции стать французской?
– Да уж! Но о д'Альбере не беспокойся. Короля держат на коротком поводке, и, насколько я понимаю, скорей всего все так и останется. Он не Генрих Четвертый.
– Ах, вот был человек! Настоящий мужчина!!
За этими словами опять последовали смешки и возня, а затем, к моему огорчению, придворные ушли. А мне так хотелось услышать про Шарля д'Альбера побольше!
Меня это интересовало до чрезвычайности и заставляло прислушиваться ко всем разговорам. Задавать вопросы было бесполезно – все равно все считали меня слишком маленькой, а может, просто не хотели тратить на меня время.
Итак, я слушала и во время свадебных торжеств узнала, что настоящее имя Шарля д'Альбера – Альберти и что он приехал во Францию из Флоренции искать счастья. Поняв, что фортуна ему и впрямь улыбнулась, он переделал свое имя на французский лад и стал д'Альбером. Король заметил потом, что д'Альбер умел замечательно обращаться с птицами, в том числе и с соколами. И д'Альбер, и король любили соколиную охоту. Это сблизило их, и вскоре они очень подружились. Мой брат назначил д'Альбера своим личным сокольничим, и поэтому они постоянно бывали вместе, обучая птиц и готовя сети для охоты. Д'Альбер мог обучать не только соколов. Особенно искусно управлялся он с маленькими ловчими птицами, например, с серыми сорокопутами, которых в Англии, как я узнала позже, называют птицами-палачами.
Было очень интересно увидеть наконец этого молодого человека. Ведь я столько слышала о нем! Он был значительно старше Людовика и, несомненно, нашел при французском дворе свое счастье. Благодаря дружескому расположению короля д'Альбер смог жениться на мадемуазель Роган-Монбазон,[23] одной из первых придворных красавиц.
Наблюдая за королем и д'Альбером, было легко заметить, что сокольничий держится с государем весьма непринужденно.
Я села на скамеечку поблизости от них. Иногда быть маленькой очень удобно, поскольку никто тебя не замечает. Я прислушалась к их разговору. Они обсуждали охоту, и итальянец просил короля при первой же возможности прийти взглянуть на нового сокола, которого он, д'Альбер, недавно приобрел и на которого возлагает большие надежды.
Какое-то время молодые люди обсуждали достоинства ловчих птиц, а потом д'Альбер вдруг сказал:
– Поглядите на Кончини. До чего же он стал надменен!
– Вы правы, – ответил мой брат. Сейчас, разговаривая с д'Альбером, он совсем не заикался, что свидетельствовало о полной его расслабленности и умиротворенности.
– Ваша венценосная мать, похоже, просто одурманена этим человеком. Думаю, он считает себя куда более важной особой, чем она.
– Я не люблю его, Шарль. Он пытается указывать мне, что делать.
– Какая наглость! Вы не должны допускать этого, сир.
Подняв глаза, я увидела, что брат мой явно доволен. Он любил, когда признавали его королевские права. Конечно же, на улицах народ приветствовал его как своего монарха – в память о нашем отце, утверждала Кристина, – но всегда находился кто-нибудь, кто указывал Людовику, что ему следует делать. Наверное, это было тяжелым испытанием для короля, который по возрасту не мог еще иметь реальной власти.
– Когда-нибудь все изменится, – произнес Людовик.
– Я буду молиться всем святым, чтобы это случилось поскорее, – откликнулся Шарль д'Альбер.
– Можете быть уверены, Кончини и королева-мать приложат все силы к тому, чтобы это, наоборот, не случалось как можно дольше.
– Несомненно. Они хотят властвовать, а как им это удастся, если король займет свое законное место? – размышлял вслух д'Альбер.
– Я не всегда буду мальчишкой, – заметил Людовик.
– Простите, что говорю вам это, сир, но вы уже обладаете всеми качествами настоящего мужчины, – ответил сокольничий.
Я могла понять, почему Людовик обожает д'Альбера. Д'Альбер говорил то, что королю хотелось услышать.
– Ничего! В один прекрасный день все изменится! – повторил король.
– И день этот уже не за горами, сир! – заверил Людовика д'Альбер.
Кто-то подошел и поклонился Людовику. Я ускользнула прочь.
Позже я осознала, что на моих глазах зарождался заговор.
Эти свадебные торжества во многом изменили мою жизнь. Государыня, казалось, заметила, что я взрослею. Поскольку я была изящной и миловидной, да к тому же хорошо пела и танцевала, окружающие любили меня. А моя мать все время старалась появляться на людях вместе с детьми, ведь народ всегда восторженно приветствовал нас с Гастоном, поэтому она могла надеяться, что симпатии толпы распространятся и на нее, королеву-регентшу. Не знаю, как насчет симпатий, но заставить народ ликовать при виде ее кареты можно было лишь одним-единственным способом – посадив туда нас.
Моя мать любила всяческие развлечения – обеды, балеты, любые танцы и пение; она обожала наряжаться и стремилась иметь как можно больше изысканных туалетов. Она считала, что, веселясь день и ночь, народ забывает о своем недовольстве. Неудивительно, что она вынудила герцога де Сюлли уйти в отставку. Он был бы потрясен тем, как истощается казна, которую он и мой отец всегда берегли пуще глаза.
Париж превратился в очень красивый город, и моя мать не упускала случая подчеркнуть, как много она и покойный король сделали для столицы. Государыне хотелось устраивать балы и праздники по всему Парижу. Она так и делала, и народу, несомненно, нравилось глазеть на кареты, проезжавшие по улицам, а порой и видеть знатных дворян во всем их великолепии. Летними вечерами весь двор отправлялся на Королевскую площадь, где мой отец решил возвести большие торговые ряды, как на площади Святого Марка в Венеции. Моя мать была очень увлечена этим – возможно, из-за ассоциаций с Италией – и, когда, не дождавшись конца строительства, погиб мой отец, она завершила начатое. Это место гуляний называлось Двором королевы, поскольку она велела посадить там деревья и, надеясь снискать расположение парижан, открыла эти аллеи для публики.
Там и впрямь вечно толпился народ, привлеченный возможностью поглазеть на важных сеньоров и дам, прогуливающихся по саду.
Но увы, чтобы заслужить народную любовь, требовалось нечто большее. Даже если бы моя мать была лучшей правительницей на свете, она не могла бы рассчитывать на слишком большую популярность из-за своего итальянского происхождения.
22
Медичи – итальянский род неизвестного происхождения, возможно крестьянского, среди представителей которого были медики, о чем свидетельствует фамилия (
23
Роган-Монбазон – знаменитый старинный род, ведущий свое начало от первых суверенов Бретани; через брак Маргариты, дочери Алена IX, с Жаном Ангулемским, дедом Франциска I, Роганы состояли в родстве с королевским французским домом.