— I’ve seen the world… Done it all, had my cake now{?}[Я повидала мир,
Добилась всего, у меня теперь есть деньги.].
Смешно, что при нынешней жизни эта строчка очень даже правдива. У меня были деньги, я покаталась по миру, купила неплохую квартирку не так далеко от старушки Железной Леди{?}[Эйфелева Башня]. Классно же.
Оказалось легко действовать, если у тебя есть жизненный опыт, поддержка родителей и деньги от них «на первое время». А ещё воображение и мир, голодный до новых идей, но почему-то их не генерирующий. Ну и знания про инвестиции, куда без них.
Кот опаздывал на нашу встречу, но я на него не сердилась. Адриан, несмотря на все свои загоны, решил продолжить карьеру модели, так что задержки были регулярными. Ему это не то чтобы нравилось сниматься, но это было единственным, что он умел. Ну, кроме спасения мира.
Я его понимала. У самой та же ситуация. Всё могу, ничего не умею. Только истории писать — даже не рассказывать.
Остановившись, я заложила руки за спину и посмотрела на горизонт.
Я не любила Париж. Он так и не стал для меня родным, какой не была и Москва. Никогда не чувствовала себя дома ни здесь, ни там. Мне не нравились люди, архитектура, памятники. Мне не нравился менталитет.
Зато мне нравился Адриан. А он был слишком влюблён в город, где жила когда-то его мать.
Мне же, говоря откровенно, было всё равно, где жить. Лишь бы квартира соответствовала моим требованиям, да месяц в году я проводила у большой воды. Океан, море… солёная вода и тёмная бесконечная гладь мелких волн всегда делали меня счастливой, наполняли энергией.
При этом я не хотела терять это волшебство. Многие говорили, что после переезда поближе к воде они теряли своё восхищение и любовь. Океан и моря становились для них обыденностью.
— Dear lord when I get to heaven, Please let me bring my man. {?}[Господь мой, когда я попаду на небеса, пожалуйста, позволь мне взять с собой моего мужчину. ]
Как мы начали встречаться с Адрианом? Я уже не помню, если честно. Это произошло само собой, после долгой притирки, обид с его стороны и кучи непониманий с моей. Он понравился мне с первого взгляда благодаря его мягкой улыбке, взъерошенным волосам и очаровательному страху оказаться одному в новом обществе.
Нет, это была вторая встреча. При первой я свалилась ему на голову, вмазала локтём по лицу и чуть не удушила леской от йо-йо. Тогда Кот Нуар понравился мне чувством юмора, ответственностью, быстротой мышления и смелостью.
И костюмом, конечно. Чёрт возьми, костюм сыграл очень большую роль.
Ему было четырнадцать, когда мы встретились впервые.
— When he comes tell me that you’ll let me. Father tell me if you can.{?}[Когда придёт его время, скажи мне, что ты позволишь мне, Отец, скажи мне, если можешь.]
— Опять ты что-то пессимистичное поёшь.
Я повернулась и улыбнулась. Кот Нуар стоял неподалёку на крыше, опершись о свой жезл руками и подбородком, и просто смотрел на меня. Ему это почему-то нравилось. В моменты моей меланхолии и задумчивости он наблюдал.
Говорил, что так лучше меня понимает.
Ему было четырнадцать, мне двадцать пять. В любви он признался всё ещё в свои четырнадцать. Учитывая его почти детское мышление и незрелость, для меня это было педофилией.
Сейчас же, когда ему стукнуло почти двадцать, а мой реальный возраст переполз за тридцать, этой разницы уже и не чувствовалось. Наше геройство заставило Нуара очень быстро повзрослеть и окончательно испортило мой и без того не сладкий характер.
В смысле, я всё ещё была любимицей публики: улыбающейся Леди Парижа, спасающей мир наравне с Котом. Вот только мысли в голове из черноты стали Катаклизмом. Я умела нравиться людям, но всё ещё их не любила.
Спасать город и выслушивать благодарности — та же работа, что и сидеть в офисе. Человек ко всему привыкает.
Я протянула к Коту руки, и Нуар приблизился. Объятие вышло странным из-за того, что я всё ещё стояла на заборе: голова Адриана оказалась на уровне моих нижних рёбер.
— Этой песни я не слышал, — сказал Кот, упираясь подбородком мне в живот и мягко щуря зелёные глаза.
— Will you still love me when I’m no longer young and beautiful?{?}[Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда я не буду больше молодой и красивой?] — пропела я, перебирая пальцами прядки его волос.
Зрачки у Нуара на секунду расширились, после чего схлопнулись в две узких полоски. Он прикрыл глаза, наслаждаясь поглаживанием и слушая мой голос.
— Will you still love me when I got nothing but my aching soul?{?}[Будешь ли ты по-прежнему любить меня, когда у меня не будет ничего, кроме моей больной души?]
Он хотел что-то сказать, но я положила пальцы на его губы, не давая и слова произнести. Отстранив Адриана от себя, я наклонилась к нему, упираясь в сильные плечи.
Мне не нужен был ответ.
Я и так его знала.
— I know you will, I know you will, — шептала я в его губы, едва касаясь их своими. — I know that you will. Will you still love me when I’m no longer beautiful?{?}[Я знаю, ты будешь, я знаю, ты будешь, я знаю, ты будешь. Будешь ли ты по-прежнему любить меня,
когда я не буду больше красивой?]
========== Каменное Сердце… опять ==========
Ненавижу, когда мои негативные прогнозы сбываются.
Не успел у нас начаться урок, как дверь в класс оказалась выбита. Как она не прибила мадам Бюстье — не знаю, но стол перед учительницей отлетел в сторону, а сама Калин отшатнулась назад и врезалась спиной в доску. Наверняка на прекрасном белом костюме останутся грязные пятна и разводы. Но кто вообще носит белое в школу, полную активных детишек?
Каменное Сердце ворвался в класс, снеся часть стены. Огромная башка повернулась в мою сторону, и сердце у меня упало.
Нет. Ну нет же.
— Думаешь, всё так легко, Маринетт? — проскрипел одержимый, подходя к моей парте.
От его шагов содрогался пол, и я как-то мимоходом подумала, что физика при одержимости уходит в запой. Такой тяжёлый мистер булыжник точно должен был провалиться на этаж ниже, просто из-за своего веса.
Тело сковала паника, я и пальцем пошевелить не могла. Только смотреть на подходящую ко мне скалу.
— Ты ничего не понимаешь, — продолжал скрипеть монстр. — Но я покажу тебе, что значит страдать по-настоящему.
Я толкнула Алью, и Сезер вылетела из-за парты к стене. Вовремя: Каменное Сердце схватил меня в свой огромный кулак, — наша парта разлетелась на кусочки от этого быстрого, но неосторожного движения, — и встряхнул, как куклу. Рёбра сдавило, стало трудно дышать, да и от страха хотелось то ли в обморок упасть, то ли описаться.
Неровные края каменной кожи царапали мне грудь и живот даже сквозь одежду. Я задыхалась, и сама не понимала, почему: меня передавили или это паника? Или и то, и другое?
Детишки забились под парты, Хлоя названивала отцу. Каменное Сердце поднёс меня к своей голове и рычаще выдохнул, чуть сильнее сжимая кулак. Дыхание у него отдавало мхом и затхлостью.
Не думаю, что Айван хотел мне по-настоящему навредить. Просто… наказать. Но мне от этого легче не было.
В глазах потемнело. От моего хрипа одержимый Айван слегка пришёл в себя, потому что кулак разжался, и я снова смогла дышать. В голове было много ругательств и чёрная обида: я помочь тебе хотела, идиот, за что ты так со мной? Почему так, я же просто хотела тебя успокоить!
Почему ты опять напоролся на те же грабли, из-за которых у тебя уже есть проблемы? Что, разрушений мало, теперь ещё и смерти подавай?!
Каменное Сердце пинком снёс большую часть стены, ведущей на улицу, и спрыгнул. Я с ужасом поняла, что рюкзак с Тикки остались в классе.
Дерьмо.
Хотелось сжаться в калачик и заплакать, жалея себя и заранее неся панихиду по своей новой, так и не начавшейся жизни. Как назло, зазвенел будильник, издевательски напоминая: пора кушать, Маринетт, ты же не хочешь умереть?
Я его даже выключить не могла. Опять. Что у меня в этом мире за траблы с будильниками, кто подскажет?
Вот так, под мягкое треньканье мелодии и чириканье птичек, меня донесли до Эйфелевой башни. Канон был беспощаден, но всё же менялся: Айван схватил только меня, забыв про Хлою; его волновала месть, а не неудавшееся признание; Ледибаг на эту битву не явится по вполне понятным причинам.