– Нет, погодите, – запротестовала Уля. – Вы же так и не сказали мне, в чём суть трудностей. Ну, не можете вы приструнить каких-то антиобщественных индивидуалистов, и что в этом плохого? Ну, не заканчиваются частные конфликты, и что?
– Количество отложенных конфликтов накапливается, – с похоронным видом пояснил маг.
– Ну да, спасибо, кэп, я догадалась. Накапливается. И что?
– …Ладно, – сказал маг после долгого молчания. – Ты всё равно уже практически догадалась. Да, дело, похоже, в магической структуре вселенной. На самом деле никто пока не понял, что происходит. Но выглядит это так, что волшебство время от времени случайным образом отказывает. Каким-то случайным магам, в случайных случаях. Ни те маги, ни те случаи не связаны, по всей видимости, с постоянным увеличением числа волшебников напрямую, но, скорее всего, глобально всё-таки связаны. Потому что увеличивается частота таких случаев, а почему бы ещё ей увеличиваться? Связаны они, видимо, через какие-то неисследованные механизмы устройства мира. Потому, хотя такие случаи пока не очень часты, это очень тревожит. Надеюсь, ты понимаешь, хотя ты и не волшебница.
– Ещё бы, – согласилась Уля. – Что тут непонятного. Можно сказать, сам мир пошёл вразнос. Это вроде этого красивого потолка над головой. Вроде пока и не падает… но, если упадёт, мало не покажется…
Маг покосился на потолок и, кажется, вздрогнул. – Пока никому не удалось ни уменьшить эти явления, ни стабилизировать на постоянном уровне, ни понять теоретически, что делать с, как ты выразилась, с пошедшим вразнос миром. Но мы трое предлагаем для этого тебе организовать у нас…
********
– Да, я уже поняла. Послушайте, – вдруг предложила Уля, – А давайте, наконец, познакомимся? Вы, наверное, знаете, как меня зовут, хотя и не называете по имени, а я вашего имени и не знаю. Может, нам легче будет разговаривать?
– У нас нет имён, – буркнул маг. – За редким исключением. У меня, например, нет. И у моих друзей, – он зыркнул вправо-влево на пустые кресла, – тоже. Если для тебя это так принципиально, называй, как тебе удобно.
– Как это так – нет имён? – удивилась Уля. – Совсем-совсем?
– Совсем. Мы воспринимаем собеседника… или даже не собеседника, а любую разумную личность во вселенной… как индивидуальность, сразу по многим параметрам отличающуюся от прочих. Имя тут не нужно. Более того, для самой личности оно вредно, психологически навязывая некие рамки. Вот ты станешь волшебницей, и назовешься, к примеру, Афродитой, или Дианой, и, сама не замечая, постараешься соответствовать. Будешь всем мужикам на шею вешаться, думая, что они только того и желают, или, наоборот, травить всех ухажёров и тех, кто тебе показался похожим на них, злыми собаками. Ну, это крайние примеры, но и другие имена оказывают на их носителя какое-то влияние. Ребёнок ещё может предъявлять родителям претензии, зачем его так назвали, что все в детском саду дразнят, но постепенно привыкает отождествляться себя с именем, и потом уже не представляет себе, что его могут звать как-то иначе. Что, не так?
Уля поняла, что именно так дело обстоит с ней самой. Удивительно, что она, будучи лингвистом до того, как стать политиком, об этом не задумывалась. А ведь её имя, Ульяна, в детстве ей не нравилось, хотя уменьшительное, Уля, отчасти с ним примиряло. А в юности имя «Ульяна» стало не нравиться ей даже больше, так как она узнала слово «улан». Сперва из песни Юлия Кима про бомбардиров: «Драгун побьёт улана, Гусар побьёт драгуна, Гусара гренадёр штыком достанет…» Разузнавши, кто они все такие, поняла, во-первых, что кто тут кого побьёт, вопрос спорный, и вообще описание составлено для хорошего соответствия метру стиха, а не исторической достоверности. Например, гренадер (а не гренадёр, вопреки распространённой ошибке) – это человек, вручную метающий гренады, шарообразные пороховые гранаты, и штыка у него, может быть, вообще нет. Во всяком случае, ружьё у него с укороченным дулом и шапка (гренадерка) без полей, чтобы быстро перевесить ружьё за спину. Что касается улан, то это лёгкая кавалерия, кстати, как и те же гусары и лёгкие драгуны, а также шеволежеры, мамлюки и конные егеря. Уланы вооружались копьями, саблями и, позже, пистолетами. А название их, по М. Фасмеру, заимствовано через немецкое Ulan «улан» (начиная с Фридриха Великого) или польское ułan из турецкого / кыпчакского / азербайджанского oγlan («молодой человек, юноша, мальчик»). И как род войск, лёгкая кавалерия пришла от монголов и татар. В Речи Посполитой и Литве даже в восемнадцатом веке уланскими назвались татарские полки. И с какой стати ей должно нравиться имя, обозначающее конного пикинёра и происходящее от тюркского слова «мальчик»? Правда, она слегка позавидовала великим княжнам Ольге и Татьяне Николаевнам в мундирных платьях подшефных уланских полков (1910 г.). Но сама она не выглядела бы в военной форме, в том числе, парадной, столь очаровательно. Скорее, получился бы повод для насмешек…