- Пока человек шутит, с ним ничего плохого не может произойти, философски произнес папа и принялся ходить по номеру.
А в это время Саманта и ее маленькая похитительница мчались по городу на автобусе. Автобус, тяжело попыхивая, взбирался на мосты, а съезжал легко, как будто с горки.
- Мне хочется поскорее попасть на сторону, неопасную при артобстреле, - шептала Саманта подруге. - На такую безопасную, чтобы забылись коптилка, замерзшие фиолетовые чернила и вкус черного жесткого хлеба!
- Я знаю одну полянку, - ответила Наташа. - Мы скоро доберемся до нее.
И автобус мчался дальше, словно спасал девочек от всех военных страхов. И словно перевозил их из одного времени в другое.
А за рулем сидел полный водитель с бритой головой. Он очень был похож на Шалтай-Болтая.
Саманта заметила это сходство и впервые за последнее время слабо улыбнулась.
Наконец автобус остановился. Он был почти пустой, все пассажиры постепенно покинули его.
- Конечная остановка! Приехали! - объявил Шалтай-Болтай.
Двери зашипели и сложились ширмочкой. Пахнущий травой ветер влетел в автобус.
А потом девочки шли по дороге, а потом - по тропинке.
И наконец очутились на краю ромашкового поля. Увидев ромашку, Саманта удивленно оглянулась на подругу и наклонилась к цветку. Она внимательно рассматривала его, словно изучала. На самом деле она узнавала свой родной цветок. Он был сейчас посланником ее родины.
А Наташа следила за Самантой и думала, что Саманта впервые видит ромашку; с таким изумлением американская подруга смотрела на цветы. Ей и в голову не приходило, что ромашки растут не только у нас и что там, за океаном, люди тоже считают ромашку родным цветком.
А лицо маленькой американки озарила улыбка, ее глаза загорелись, и она сорвалась с места, побежала по ромашковому полю.
Она бежала по полю и кричала:
- Дейзи! Дейзи!
Она задевала цветы коленками, гладила их рукой. Ей казалось, поле ожило, засветило тысячами маленьких солнц с белыми лучами.
Может быть, родные цветы перелетели за Самантой океан и на белых парашютиках опустились на русскую землю. Они окружили ее, и, если наклониться и понюхать, кончик носа станет желтым. И захочется лизнуть пахнущую медом золотую сердцевинку.
Саманта вспомнила сказку мистера Ральфа. И ей захотелось рассказать ее Наташе. Но в это время подруга, указав на цветок, сказала:
- Ромашка!
- Дейзи, - отозвалась Саманта.
- Ты должна выучить, как будет "дейзи" по-русски, - настаивала подруга. - Ро-маш-ка!
- Ро-маш-ка! - по складам повторила Саманта и засмеялась.
И Наташа тоже засмеялась.
- Ромашка! Дейзи!
В этот момент Саманта сделала важное открытие, что есть вещи, которые даже в Зазеркалье остаются неизменными. Например, ромашка. И если левая рука в зеркале кажется правой, то она все равно остается рукой. Глаза остаются глазами. Сердце сердцем.
- Наташа, мы с тобой как сестры, правда? - спросила Саманта.
- Как сестры, - охотно согласилась Наташа.
И в сознании девочек окончательно погас слабый огонек блокадной коптилки. И они забыли о войне так, как могут забыть только дети.
В это время на краю полянки появился вездесущий Пол Попрыгунчик. Как он сумел разыскать двух подружек? Как нашел их тайную тропу?
- Хелло, Сэми! Мы давно не виделись! Америка ждет моих новых репортажей!
Саманта резко закрыла лицо руками.
- Не буду сниматься! Не хочу, чтобы вы меня снимали.
- Но почему? - спокойно спросил Пол.
- Вы обманули меня! Вы говорите людям неправду, вы снимаете неправду.
- Ну-ну-ну! Успокойся. Все не так драматично, как ты это себе представляешь.
Некоторое время девочка молчала. Потом ее прорвало:
- Я никогда не забуду корабль страданий, не забуду миссис Нину Сергеевну, у которой на этом корабле погиб маленький Славик. Но я помню и о ваших ракетах.
Пол терпеливо выслушал ее. Потом заговорил:
- Саманта, ты еще дитя. Тебе не понять меня. Я снимаю то, что мне заказывают. Если не буду, меня прогонят. И мне придется ночевать на скамейке, в Центральном парке, под шум листвы. Тебе не жалко меня?
Саманта внимательно посмотрела на Пола. Его лицо было строгим и сосредоточенным, глаза болезненно блестели. Его трудно было представить улыбающимся.
- Кто эти о н и? - тревожно спросила девочка.
- У них нет имени... Их имена давно не произносят вслух... Их имена выгорели от вспышек выстрелов... Они убивают всех, кто становится у них на пути. Они убивают президентов, когда те перестают их слушаться. И пока есть они, не будет правды.
- Но кто-то должен говорить правду! - воскликнула девочка.
- Кто-то должен, - согласился Пол и с силой потер ладонью свой колючий подбородок. - Но не я... Сэми! Я слабый человек! Я буду снимать не в фокусе - и не поймешь, где правда, где ложь. Но ты другая, ты не будешь. Я знаю точно, ты не будешь. Только подожди немного.
- Ждать нельзя. Если я совру теперь, мне никто не будет верить. Мистер Пол, это страшно, когда тебе не верят. Нельзя ждать.
- Тогда жди молча. Ты должна возмужать, подрасти, набраться силы. Послушай старого Пола! Они ни перед чем не остановятся. Для них президент, старик, ребенок - все одно! В Америке я бы тебе не сказал этого... Здесь можно... Здесь все другое.
- Я всегда буду говорить правду! - убежденно сказала девочка. И ее слова прозвучали как клятва.
Кубик-рубик
Я долго думал, что бы такое подарить ребятам, которых люблю. Не спал ночами, бродил по дорогам, ломал голову. И наконец изобрел для них машинку. Машинка была веселой и смышленой. Она здорово помогала ребятам: направляла мяч прямо в ворота, находила тех, кто спрятался в немыслимых местах, и благодаря ей можно было догнать самого быстрого бегуна. Она чинила сломанные самокаты и зашивала треснувшие по швам мячи. Зимой она помогала решать математические задачи и точила коньки.
Ребята были в восторге. Они побеждали во всех играх, оказывались самыми быстрыми, меткими и ловкими. В их дневниках появились серповидные пятерки.
Машинка была не большой, но и не маленькой. От работы она накалялась - ее нельзя было взять в руки. А в ее недрах что-то беспрестанно стрекотало, словно в ней сидели десятки кузнечиков. Никто не видел ее бездействующей, отдыхающей. Ей всегда находилось дело.