— О, Саманта… — запричитала мать, бессильно рухнув на стул.
Муж держал ее за руку.
— Да скажите, ради Бога, что случилось? — В душу Саманты внезапно закралось странное подозрение… как будто с ней вот — вот случится — или уже случилось? — что‑то ужасное…
— Ох, Саманта…
— Господи!
Если б она могла, то завопила бы что есть мочи или даже стукнула по кровати ногой. Но после того, как ее тело одели в корсет, напоминавший бетонный мешок, ноги затекли и помертвели. Медсестры, правда, уверяли Саманту, что это обычное ощущение, когда человек лежит в корсете, и Сэм их объяснение успокоило. А то ведь вначале она боялась, что ноги у нее отнялись.
— Ну так в чем дело, а? — Она смотрела на них раздраженно и враждебно. Сэм не могла дождаться, когда же они вернутся к себе домой. — Не тяните, рассказывайте!
Но мать только еще громче зарыдала. Первый шаг решился сделать отчим.
— Саманта, сегодня утром нам наконец удалось побеседовать с твоим врачом.
— С которым? У меня их четверо.
Подозрительно глядя на мать и отчима, Сэм понимала, что ведет себя как колючий, невоспитанный подросток. Однако ей страстно хотелось, чтобы они ушли и оставили ее в покое.
Но отчим привык доводить начатое дело до конца.
— Вообще‑то мы поговорили с двумя врачами: с доктором Вонгом и доктором Джозефсом. Они побеседовали с нами весьма обстоятельно и были очень добры.
Джордж посмотрел на Саманту с явной жалостью, а мать бросила взгляд на него, после чего снова всхлипнула, а он собрался продолжить свою речь.
— Они сказали вам что‑то такое, из‑за чего стоит биться в истерике? Может быть, вы меня тоже в это посвятите? — Сэм с досадой покосилась на мать и подняла глаза на Джорджа.
— Да. И хотя нам очень больно говорить это, мы думаем, что пора тебе сказать… Врачи просто выжидали, пока… пока это можно будет сделать. Но раз уж мы здесь…
Все это очень напоминало надгробную речь, и Саманте даже захотелось оглянуться и посмотреть, где же покойник. Сейчас Джордж напоминал уже не капитана, а владельца похоронного бюро, подумалось Сэм, но все же она постаралась изобразить на своем лице вежливый интерес, а Джордж продолжал:
— Раз уж мы здесь, то тебе, наверное, пора узнать…
— Что?
— Правду.
Едва он произнес это слово, как сердце Сэм пронзила тревога. Как будто она давно это знала… Знала с самого начала, хотя и не признавалась себе в этом… Да, она точно угадала, что они сейчас скажут.
— Вот как? — только и смогла выдохнуть Саманта.
— Да, — кивнула мать.
А отчим сказал:
— Этот несчастный случай… видишь ли, Сэм, при падении ты получила очень тяжелую травму. Позвоночник у тебя переломан в двух местах. Просто чудо, что ты от этого не умерла. И удивительно, что твой мозг не пострадал. А в том, что он совершенно не пострадал, врачи теперь твердо уверены.
— Слава Богу. Это прекрасно. Но что дальше? — Сердце Саманты бешено колотилось, однако лицо оставалось бесстрастным.
— Что же касается всего остального, то тебе повезло гораздо меньше. Иначе ты не лежала бы сейчас в этой штуковине. — Отчим вздохнул, но тут же заговорил снова: — Ты пока не знаешь, а мы — и врачи — считаем, что тебе пора узнать… да — да, пора! Так вот, Саманта, ты еще не знаешь, что… — Джордж секунду поколебался, но все же обрушил на нее страшную весть: — Ты парализована.
На мгновение воцарилась тишина. Сэм молча глядела на Джорджа.
— То есть как это, Джордж? — наконец выдохнула она.
— Ты никогда не сможешь ходить. Выше пояса все будет нормально: руки, плечи, туловище будут двигаться, а вот с нижней половиной тела все обстоит не так благополучно. Граница проходит по линии талии, это прекрасно видно на рентгеновском снимке, — Джордж объяснял обстоятельно, с ученым видом.;— Ниже талии тело практически обездвижено. У тебя могут возникать какие‑то ощущения… скажем, сейчас, в данный момент, но и только. Ты не сможешь управлять своими мышцами, не сможешь ходить. Тебе придется ездить в инвалидном кресле. — И тут отчим окончательно добил Саманту, заявив: — Но, разумеется, мы с твоей матерью решили сегодня, что ты переедешь жить к нам.
— Нет! Нет! — в панике вскрикнула Саманта.
Мать и отчим были потрясены.
— Ну, конечно, ты переедешь к нам, дорогая! — Мать протянула к ней руки, и Сэм съежилась, словно раненое животное, отчаянно желая удрать.
В глазах ее вспыхнул дикий огонь. Они не имели права ей это говорить! Это неправда… этого не может быть… ей никто такого не говорил… Но еще до того, как ей сообщили страшное известие, Сэм уже понимала, что грядет… она догадывалась, но скрывала от себя правду… давно, почти с той самой минуты, как очнулась в денверской больнице. И все же никто не говорил ей страшной правды. Никто, кроме этих двух людей. Они пришли специально для того, чтобы сказать все как есть, ибо считали это своим долгом. Но она не желала ничего слышать!
— Я не хочу, мама, — пробормотала Сэм сквозь зубы, но они отказывались ее понимать.
— Ты ведь не сможешь сама себя обслуживать. Ты будешь беспомощной, как младенец. — Мать нарисовала такую картину, что Сэм захотелось умереть.
— Нет! Ни за что, черт побери!.. Да я скорее наложу на себя руки! — истерически взвизгнула Сэм.
— Саманта! Как ты можешь так говорить?!
— Да — да, я сделаю это! Я не собираюсь вести такую жизнь… жизнь калеки! Не хочу, не хочу быть беспомощным младенцем и в тридцать один год жить с родителями. Проклятье! Как такое могло случиться со мной? Нет… не может быть… я не допущу…
Мать беспомощно стояла рядом, а Джордж призвал на помощь все свои профессиональные навыки и попытался утешить Саманту. Но она только еще громче закричала, и мать умоляюще взглянула на мужа: дескать, пойдем.
— Может быть, нам стоит вернуться и поговорить об этом попозже… — Она медленно пятилась к двери. — Тебе нужно побыть немного одной, Саманта, привыкнуть… у нас будет много времени, чтобы все обсудить, до завтра мы не уедем, да и потом, врачи считают, что до мая или даже до июня ты все равно отсюда не выйдешь.
— Что — о? — это был последний вопль отчаяния.
— Саманта…
Сэм показалось, что мать опять кинется к кровати, и она чуть не зарычала как зверь.
— Уходите… ради Бога, уходите… пожалуйста… — Сэм начала неудержимо рыдать. — Уходите же!
Они повиновались, и внезапно она осталась одна в пустой палате, по которой разносилось эхо их слов. Через полчаса медсестра, зашедшая к Саманте, увидела, что она в отчаянии пытается перерезать себе вены на руках тупым краем пластмассового стаканчика.
Эти раны зашили парой стежков, а вот душевные раны, которые Саманте нанесли мать и отчим, заживали в течение нескольких месяцев.
Глава 28
— Ну, как дела, детка? — Чарли стряхнул с воротника снег, снял пальто и кинул его на стул. Даже в бороде и в волосах Чарльза белели снежинки. — Ну?
Он испытующе посмотрел на Саманту, она пожала плечами.
— А чего ты ожидал? Что я буду ждать тебя, сидя в инвалидном кресле, но при этом в розовой балетной пачке и, когда ты зайдешь, начну кружиться в танце?
— Ой — ой — ой! По — моему, мы сегодня просто обворожительны, не правда ли?
— Иди ты в…
Чарли задумчиво поглядел на часы.
— Да я бы с удовольствием, но Мелли ушла в школу на родительское собрание, да и у меня вообще‑то нет свободного времени. В два часа мне нужно встретится с клиентом.
— Очень смешно.
— У тебя шутки еще более убогие.