Я не могла молча терпеть оскорбления, и придирки мальчишек, и вечно дралась с ними. Поэтому воспитатели, добавили в мое дело, запись - о неуживчивом характере. Естественно с этой записью, ни одна приличная семья меня не захотела удочерить. Зато меня легко отдавали на воспитание к различным, не вызывающим доверия, личностям. С таких приемных семей я постоянно сбегала назад, в приют. В итоге после очередной попытки удочерения, а позже попытки изнасилования меня, не трезвым приемным "отцом", я не стала возвращаться в приют, и осталась на улице. Я дышала зловонным запахом многочисленных, не убранных помоек, и считала, что так и должна пахнуть свобода...
Белобрысая, светлокожая, я отчаянно не могла загореть, только обгорала на южном солнце. Латиноамериканский город, был явно, не местом жительства, как минимум, одного из моих генетических родителей. Еще в приюте меня обзывали гринго, и за это, я чаще всего, и получала, тумаки. Дети жестоки к тем, кто не похож на них. Все остальные были смуглыми, черноглазыми или кареглазыми, с черными как смоль волосами. Среди них я была гадким утенком. Но, как только я достигла лет десяти, как все поменялось, и ко мне стали присматриваться мальчики, и мужчины. Хрупкая девочка - блондинка, привлекала их внимание. Это внимание было еще хуже, чем всеобщее презрение. Я, мечтала, вновь стать гадким утенком. Сама состригла свои длинные волосы, не мылась неделями. Но это мало помогало. На улицах, попытки сделать из меня девочку для услад продолжились. Однако очень скоро я отбила это желание. Во первых я дралась. Так, что пару раз мне разбили нос, и он искривился. Во вторых, я влезла в доверие к мексиканцу с прозвищем Дикий Бык. Когда то он служил в армии, но потом спился и оказался на улице. Но его армейские навыки ему служили и тут. Бык редко бывал трезвым, а когда это происходило, то он становился злым, и опасным. А вот в пьяном состоянии, у Быка просыпались отцовские инстинкты. В нормальной жизни у Быка была дочка, которую он не видел лет десять. Бык взял меня под свою защиту, а еще на досуге учил разным приемам самообороны. Он тренировал меня как в армии. Заставлял бегать, отжиматься. Порой доводил порой до изнеможения. Но я была рада этим нагрузкам. Я стала сильнее и опаснее. Местное мужское население, наконец- то оставило меня в покое. Они даже приняли меня, как своего парня. Я и надевалась как парень. Джинсы, неприметная рубашка или старенькая футболка на размер больше. К тому же мне нашли в банде занятие, в котором я оказалась лучше многих, благодаря своим тонким и ловким пальцам. Я стала карманницей. Со своим аналитическим умом и феноменальной интуицией я легко выясняла, у кого из прохожих, в портмоне есть большие деньги. А потом избавляла их от этой ноши. Все движения я отработала до автоматизма. Но как своеобразное искусство постоянно оттачивала. Естественно деньги у меня полностью отбирались. В банде у нас не было, ни чего, своего. Только место где можно уснуть, и несколько комплектов сменной одежды. Все шло в общаг. А от туда, Санчасом, распределялось на нужды банды. У нас была своеобразная коммуна. Где у каждого была роль, и обязанности. Девочки ошивались на проезжих частях улиц района красных фонарей. Мальчики угоняли машины, и как я грабили прохожих, но более в жесткой форме. Так, что я считала, что мне повезло, и я выбрала меньшее из зол.
Я так считала до тех пор, пока не столкнулась с очередным Гринго.
У Американцев и англичан всегда были портмоне набитые деньгами. Туристы,- самая урожайная категория прохожих. Мальчики курили за углом, а я стояла на тротуаре, в тени балкона, и осматривала толпу людей. Толпа, словно грязная река, текла по узкой улочке, иногда накатывая и на меня. Мэр города решил устроить для туристов очередное развлечение-Ярмарку, народных ремесел. Какую только ерунду не принесли торговцы сегодня на проезжую часть улочки, закрытую ради ярмарки, для движения автотранспорта. Но для туристов, вся эта экзотика, была словно магнит. Они то и дело покупали, очередные стеклянные бусы, как и у их предков, их когда то приобретало местное население.
В приюте я прочитала множество книг, но в банде я молчала про книги. Изредко, украдкой, я читала брошенные на улице газеты и журналы. Умных, на улицах тоже, ни кто не любит.
Даже разговаривать научилась не грамотно, коверкая слова и матерясь через пару слов. А еще приноровилась плеваться в песок, когда высказывала свою точку зрения.
Все эти премудрости помогали тут выживать. А ни как не книги.
Он был в белом льняном костюме, очень дорогом. Шляпа натянута по самые очки. Такие же очки я видела в одном глянцевом журнале, у популярного актера. Мужчина был белобрысым, как и я. Меня заворожили его мягкие крадущиеся движения, и кажущая ленивая небрежность. Но это же, в нем, меня и насторожило. От незнакомца за милю пахло большими деньгами. Такие "дяди" обычно по нашим улочкам не ходят.