- Ага! А я что говорил! - обрадовался Максим.
- А где тайник находится, показать можете?
- Сам не видел, а вот Мария Николаевна говорила, что вход был из гостиной на первом этаже. Только, вроде, после ремонта его замуровали...
- Пойдемте, глянем, - Столбин врывал трость из снега и зашагал к дому. - Кимчев - со мной, и людей собери.
- Я тоже с вами! - на этот раз Варвара бросила свою писанину.
- Да идите, чего уж, - махнул рукой Столбин. - Под ногами только не путайтесь!
Изнутри усадьба выстыла напрочь. Газ в рожках прогорел, похоже, давно, а печи не топили еще дольше. В полутемной передней взгляд Максима наткнулся на скукожившиеся фикусы в кадках, по углам образовалась наледь. Ясеневый паркет покрывали грязные следы жандармских сапог.
- Гостиная налево, - хрипло прокаркал Горелов.
- А если там подземный ход? - вдруг осенило Максима.
- Ерунда, был бы ход, Митти давно бы уже через него сбежал, - Столбин посторонился, пропуская Горелова.
Сопровождаемые жандармами, они прошли рояль с откинутой крышкой и тремя почерневшими розами в вазе. За музыкальным инструментом на полу лежал труп. Что-то в его позе показалось Максиму подозрительным.
- Ерофей Алексеевич, погодите!
Он подошел к мертвецу и присел на корточки.
- Знаете его? - спросил Максим у Горелова.
- Глеб Федотыч, управляющий, - Горелов выглянул из-за рояля, но подходить не стал. - Суровый дед был, из бывших военных. Вот уж не думал, что и его болезнь доконает...
- А его болезнь и не доконала, - Максим ухватил покойника за каменное плечо и перевернул. - Не мне судить, насколько он плох был, но помер точно от того, что получил перо в бок.
Максим зажег фонарь и осветил тело. На теплом халате покойника, надетом поверх фуфайки, расплылось темное пятно. В центре пятна зияла прореха. Кровь намертво приморозила одежду к телу.
- Эта тощакская гнусь здесь точно побывала, - Максим поднялся на ноги. - Я, Ерофей Алексеевич, голову даю на отсечение, что он сейчас в схроне сидит. Служивые, за мной!
Максим устремился в распахнутые двери гостиной.
- Ковры, столы - все к едрене фене из комнаты вытащить, шкафы тоже! - распорядился он, едва оказавшись в гостиной. - Простучать каждую паркетину, каждый сантиметр в стенах!
Жандармы кинулись исполнять указание, подняв невообразимый грохот. Горелов скривился, глядя на то, с каким рвением в двери летят прочь недешевые, в общем-то, стулья. Из горки, которую поволокли двое жандармов, на пол ссыпалась и разлетелась вдребезги фарфоровая посуда.
Впрочем, рассудил земский врач, проводив взглядом последнюю тарелку, покойнице это все ни к чему. Он прекрасно понимал, что случится с селом по окончании карантина.
За несколько минут помещение было полностью очищено от мебели. Первые лучи солнца осветили совершенно пустую комнату.
Жандармы принялись выстукивать прикладами винтовок паркетины и стены.
- Есть, кажись, вашблародь! - выкрикнул, наконец, жандарм, проверявший пол около массивной изразцовой печи.
Максим подошел к нему и опустился на колени. Точно повторяя рисунок паркетин, по полу бежала едва заметная щель. Просунуть в нее можно было разве что лезвие ножа.
- Соврала ваша фабрикантша, Дмитрий Валентинович. Видать знала, кто ее хахаль на самом деле.
Максим принялся ощупывать все находящиеся внутри контура люка дощечки. Одна из них едва слышно скрипнула и повернулась вокруг своей оси, открывая небольшую полость.
Сделав жандармам предостерегающий знак рукой, Максим осторожно ухватился за выемку и потянул за нее. Первые несколько сантиметров люк шел довольно туго, а затем вырвался из рук поручика и откинулся к стене. В открывшемся провале стояла темень, и Максим едва различил спускающиеся в укрытие деревянные ступени.
- Эй, Митти, выходи! - крикнул Максим, отходя от люка назад и вынимая из кобуры револьвер. - Я ведь не поленюсь из огнемета пальнуть!
Не было у жандармов, конечно, никакого огнемета, но вилару-то откуда это знать?
- Не кипешись, начальник! - донеслось из схрона. - Выхожу уже, только барбосов своих успокой!
- Держи карман шире, - Максим направил револьвер на дыру в полу. - Условия здесь я ставлю! Выметайся, да поживей!
Лестница заскрипела под тяжестью поднимавшегося вилара, но первым из люка показался отнюдь не Тайпен Митти по кличке Пион.
- Ну, екарный бабай! - разочарованно выдохнул Максим и, не опуская оружия, тихо спросил у Горелова. - Это еще кто такая?
- Первый раз ее вижу, - дрожащим голосом ответил Горелов.
Митти выбрался из люка. Он прижимал к себе чумазую девчонку. Возраст ее Максиму мешали определить признаки чудовищного истощения - серая грязная кожа лица, глубоко запавшие глаза, слипшиеся в сосульки волосы. Из разодранного и изгвазданного сарафана неясной окраски торчали тонкие как лучины ручки. Ребенок стоял на ледяном полу босиком.
Его колотило так, что приставленный к горлу нож, точная копия найденного Максимом у тела убитого солдата, казалось, танцевал макабрический танец на полупрозрачной детской коже. Тусклое лезвие сигила покрывали бурые пятна подсохшей крови.
- Тайпен, отпусти ребенка по-хорошему, - угрожающе произнес Максим. - Куда ты с ней здесь денешься?
Теперь он мог хорошо рассмотреть вилара. Даже после стольких дней пребывания в карантине, тот все еще сохранил броскую виларскую привлекательность, сводившую с ума недалеких дам бальзаковского возраста. Особенно Максима взбесили аккуратная прядка колечком, спадавшая на борзый зеленый глаз и бриллиантовая серьга в остроконечно ухе.