Однако сейчас эта удивительная машина, помимо восьми человек экипажа, несла всего двух пассажиров, с комфортом расположившихся за обеденным столом в салоне нижней палубы гондолы.
Первый, начинающий грузнеть, но не расплывшийся еще мужчина лет сорока пяти имел примечательную лысину, биллиардным шаром сверкающую под потолочными светильниками. В противовес зеркально гладкой макушке, лицо его украшали пышные рыжеватые усы со скобелевскими бакенбардами. Нос картошкой и позолоченные квадратные очки придавали бы их обладателю добродушный вид, если бы не тяжелый гладко выбритый подбородок с жесткими складками в углах губ. Да и взгляд за стеклами очков скрывался цепкий и внимательный к деталям.
Второму пассажиру, расположившемуся в кресле напротив, едва перевалило за двадцать пять. В движениях его проскальзывала та легкость и скупость, что присуща профессионалам рукопашного боя. Серьезное впечатление, впрочем, портило совсем мальчишечье безусое лицо и не поддающиеся ни парикмахерам, ни бриолину залихватские вихры русых волос. И все же большинство знакомых молодому человеку столичных дам находили его внешность вполне очаровательной.
Оба пассажира носили плотной вязки свитера с кожаными нашлепками на локтях и плечах, входящие в обмундирование офицеров воздушного флота, и шерстяные брюки, заправленные в тяжелые армейские ботинки. На поясе молодого висела кобура, из которой торчала увесистая рукоять револьвера. На плечах красовались нашивки поручика. Старший пассажир знаков различия не носил, оружия при себе не имел, однако методично орудовал ершиком в чубуке закордонной вересковой трубки. К столу с его стороны прислонилась лакированная трость, перехваченная по шафту армаферритовыми кольцами, со стальным набалдашником в форме волчьей головы.
- Вот она, Ерофей Алексеевич, показалась! - молодой человек подался к иллюминатору.
- Что ты какой неспокойный-то, Максим! - Ерофей Алексеевич опустил чубук и ершик в стоящую на столе пепельницу. - Неужели думал, что целое село вдруг куда-то денется?
Он поднял заглушку с амбюшура переговорной трубы, медной змеей выныривающей из-под стола.
- А ну-ка, голубчик, дай-ка нам круг над этим захолустьем.
- Будет сделано, Ерофей Алексеевич, - отозвался из рубки старпом Трофимов.
Под дном гондолы поплыли серые с проталинами лоскутные одеяла полей. То там, то здесь всплывали нетронутые пашней островки леса и ленты ветрозащитных посадок. Дорог не было видно совсем, их скрывал набухший влагой снег - хоть весна в этом году оказалась несколько ранней, северная зима так просто своих позиций не сдавала.
Из-под едва покачивающегося на пилоне "стрижа" показались первые дворы. Село было не из бедных - половина домов построена из кирпича, в основном в два этажа. Центральная улица вела на площадь с торговыми рядами и церковью. Дальше она разделялась, вдоль правого ответвления шли еще людские дворы, по левому двухэтажные деревянные бараки - общежития карликов. Еще дальше, за бараками, окруженная забором, темнела выстроенная буквой "П" льнотрепальная фабрика.
Ни во дворах, ни на улице не видно было ни души.
- Ерофей Алексеевич, - удовлетворив свое любопытство, Максим сел на место. - Случай, я конечно понимаю, из ряда вон выходящий, но почему все-таки нас вызвали?
Тут все ж больше по части Главного Управления Государственного Здравоохранения...
- А вот потому и вызвали, что случай из ряда вон выходящий, - Ерофей Алексеевич вновь взял в руки чубук и провел по внутренней стороне чаши перочинным ножиком. - Не понимают они, Максим, что там в этой Грачевке происходит. А куда наш брат чиновник бежит, если что не понимает? Правильно, в Третье Отделение собственной Е.И.В. канцелярии.
Ерофей Алексеевич несколько раз провел лезвием ножа по чаше трубки, стряхнул едва видимое облачко нагара и аккуратно вытер лезвие об салфетку.
- Так что привыкай. Я вот сам лично дважды на беса ходил с отцом нашим Павлом. Я с револьвером, отче с кадилом наперевес.
- И что, действительно беса изловили? - в глазах Максима загорелся огонек любопытства.
- Да ты шутишь что ли? - усмехнулся Ерофей Алексеевич. - Первый раз какой-то сумасшедший оказался, отправили болезного в Кащенку. А во второй раз взяли, да только не беса, а английского шпиона. Он как с отцом Павлом пообщался, чуть только не впереди нас в Третью экспедицию побежал во всем признаваться. Уж больно у батюшки радикальные методы бесогонства оказались. Я так думаю, будь тот бедолага и в самом деле черт, он бы тоже лучше признался, что шпион, чем с отцом Павлом дело иметь.
Унылый пейзаж за стеклом поплыл влево. Дирижабль разворачивался на новый круг, и в глаза Максиму бросилась россыпь огоньков - Грачевку по периметру окружали костры. И, как уже знал Максим, невидимая с такой высоты колючая проволока.
- Но, друг мой, дыма без огня тоже не бывает, - Ерофей Алексеевич насадил мундштук на трубочный чубук. - И задача наша - проверять все подозрительные сигналы, хоть сто раз, хоть тысячу. Потому что на тысяча первый что-нибудь, да и случится.
- Ерофей Алексеевич, нам с земли семафорят, - раздался голос старпома из переговорной трубы.
- И чего хотят?
- Требуют назваться и предъявить разрешение на полет в карантинной зоне.
Ерофей Алексеевич приложил к губам мундштук и изо всех сил в него дунул. Результат чистки его, видимо, удовлетворил, так как он положил курительную принадлежность на стол и наклонился к амбюшуру.