- А ответь-ка им, друг любезный, что прибыл действительный статский советник Столбин из Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии для проведения проверки по подозрительным обстоятельствам, - Столбин бросил быстрый взгляд на своего спутника. - И с ним сыскной агент Хромов.
В палатке гудели газовые лампы, ярко освещая стол с расстеленной картой. На раскладных походных стульях вокруг стола разместились вновь прибывшие Столбин и Максим, а с ними также начальник уездной полиции Урицкий и командир Петрозаводского 103-го пехотного полка полковник Алексей Иванович Матвеев.
- И где этот ваш Шенберг? - Столбин, повертел в руках исходящий паром граненый стакан в серебряном подстаканнике и отставил его в сторону.
- Обещал прибыть с минуты на минуту, - взявший на себя смелость отвечать Урицкий выглядел нездоровым.
За прошедшие с момента внезапного визита Савенкова несколько дней, начальник уездной полиции страшно осунулся и потерял всякий аппетит, так что соблюсти строгий пост труда ему не составляло. Кажется, он даже скинул несколько килограммов, чего не могли добиться ни новомодные диеты, на которые его сажала жена, ни периодически просыпающаяся в нем страсть к здоровому образу жизни. Но, учитывая обстоятельства, не радовало это Михаила Петровича ни капли.
- Ладно, черт с ним, с этим светилом науки, - вздохнул Столбин. - Вы-то сами в состоянии мне доложить обстановку?
Урицкий бросил на особиста затравленный взгляд и кивнул, костеря в душе губернское полицейское начальство, которое предпочитало руководить наспех созданным оперативным штабом из безопасного Петрозаводска.
- В среду двадцатого марта пневмопочтой из села Грачевки получено сообщение земского врача Горелова о начавшейся эпидемии, - начал Урицкий. - Поступило сообщение в уездную больницу, начальник которой сообщил о случившемся мне. Я поставил в известность руководство губернского УВД, сообщил генерал-губернатору. Главврач уездной больницы Савенков меня поддержал. В УВД нам, конечно, не поверили, потребовали, чтобы я послал людей на проверку... - Урицкий поперхнулся. - Я отказался. Не стал брать грех на душу. Отправил депешу в 103-й полк полковнику Матвееву...
- У меня начальник санитарной части служил с Гореловым на границе, - заговорил Матвеев. - Не такой это был человек, чтобы дурака валять.
- И что, на свой страх и риск дальше действовали? - спросил Столбин.
- А мне не привыкать, - набычился Матвеев. - Меня учили если что действовать, а не сопли жевать. Ложная тревога оказалась бы - так и ответил бы как положено перед дисциплинарной комиссией. Я в округ сразу срочную депешу послал. И вон видите, господин полковник, какая штука - прав оказался, что ответа ждать не стал. Михаил Петрович с пожарных частей по уезду собрал нам защитных костюмов, да масок с воздушными баллонами, так что в Грачевку мои люди подготовленными вошли. Как раз вовремя успели, чтобы первых ходоков завернуть обратно.
Слово "ходоки" заставило Максима насторожиться, но мгновение спустя он понял, что это просто совпадение, и Матвеев имел в виду обычных беглецов.
- Сообщение Горелова где? - спросил Столбин.
Урицкий молча подвинул на середину стола потертый контейнер пневмопочты. В окошко для адреса была вставлена пластинка с тремя перекрещивающимися полумесяцами. Надпись крупными буквами гласила "Главврачу уездной больницы Савенкову И.А. Без защиты не вскрывать". Ерофей Петрович развинтил цилиндр, вытащил хрупкий бумажный лист и пробежался по нему глазами, затем передал Максиму.
"С 17 марта 2002 года в селе Грачевка происходит вспышка высокозаразной эпидемии. На настоящий момент из тысячи человек проживающих в селе заражено более половины, скончалось восемьдесят три, из которых девятнадцать детей. Рост числа заболевших продолжается. Симптоматика, сходная с проявлениями легочной чумы, характеризуется быстро наступающим развитием пневмоний. Процесс сопровождается обширным поражением легких с большим количеством крови в мокроте. Заболевание протекает бурно, с явлениями тяжелой общей интоксикации, с нарастающим поражением сердечно-сосудистой системы, резким падением кровяного давления, помрачением сознания, и быстро наступающим смертельным исходом. Возбудитель мной не установлен. Учитывая обстоятельства, необходимо срочно известить Главное Управление Государственного Здравоохранения, и в первую очередь Противочумную комиссию. Во избежание распространения болезни настаиваю на применении эпидемиологического протокола. Грачевку необходимо оцепить войсками и не выпускать местное население за карантинную зону. Проверить близлежащие села на предмет проявления заболевания. Подписано: земский врач Горелов Д.В. Заверено: урядник Прохоров С.П. 20 марта 2002 года".
Деловой и спокойный тон письма резко контрастировал с неровным, рваным почерком, которым оно было исполнено. Из-за частокола пляшущих букв проглядывалась смертельная усталость и отчаяние пишущего, скорее всего самого уже заболевшего. Больше всего Максима поразила приписка мелкими буквами в конце письма "Бумага простерилизована в автоклаве".
На шутку пьяного сельского медика, на взгляд Максима, это вовсе не походило.
- Продолжайте, - Столбин кивнул Урицкому, убедившись, что Максим прочитал записку.
- А чего продолжать? - пожал плечами Урицкий. - Когда Матвеев оцепил село, ему поверили сразу. Пошли сообщения в Петербург, прислали кое-какое оборудование и светило с кафедры архангельской медакадемии. Больше пока ничего не дадут, эпидемиологический протокол не позволяет. Да и от всего, что сделано, толку никакого... как никто не знал, отчего люди мрут, так и не знает до сих пор. Вам про это лучше Шенберг расскажет. Вот он, легок на помине.
Входной полог откинулся и вошел давно ожидаемый профессор Шенберг - дородный, с покрытой крупными каплями бородой. Вслед за ним в палатку шагнула низкорослая угловатая девица - с некрасивым лицом, как отметил про себя Максим. Коротко кивнув присутствующим, Шенберг уселся на свободный табурет. Девушка осталась стоять, прислонившись к опорному столбу.