В верхней части он только для питья, площадкой ниже он образует студеный бассейн, где можно не без труда окунуться. Из него родник стекает в Сиаб, смешиваясь с бурным изумрудно-серым потоком вод Сиаба.
Даниар в доброе время был пикниковым местом самаркандцев, остатки очагов подтверждают это. Теперь не до пикников строителям окраинных устоев, а наезжие больше заняты погрузкой муки, кишмиша и риса, — к чорту пикники, когда родина дохнет с голоду! Поэтому у Даниара сон и тишина под карагачами и ничто не мешает забредшему живописцу вникнуть в построение на холсте видимого.
Вода Сиаба хорошо стирает белье: на сучьях тополей сквозняком ущелья оно быстро сушится.
На Афросиабе производил я наблюдения и опыты над проблемой пространства и его восприятием. Любовался и постигал восточную бирюзу.
Иной раз засыпал на холме под жвачку верблюдов и тогда орлы начинали кружиться над бренным телом. Свист и ветер их крыльев будили меня и я колотил палкой о перья и когти хищников, тяжело управляющих движением.
Видел я Самаркандию с вершины Агалыка. Серая мгла пыли — низменность потонула в ней.
Крошечная царапина Биби-Ханыма едва уловима глазом.
Ни зелени садов, ни бирюзы людского гения, не видно отсюда, а вершина еще не снеговая. Снега рядом — за следующей грядой сияют они.
Не выдерживает масштаба человеческое зодчество пред куполами снежных вершин.
Да и все Искусство не есть ли только репетиция к превращению самого человека в Искусство?
Сама жизнь не только ли еще проэкция будущих возможностей?
Чувства, разум и кровь не танцуют ли покуда шакало-собачий балет — да и балет ли еще предстоит поставить человеку на сцене вселенной?
Незаметно прокралась осень на улицы и в окрестности.
Первыми появились облака и тучи. Небо разукрасилось новыми красками — зори утренние и вечерние зарадужили небо из края в край.
Потянулись стаи пернатых, звеня далекой музыкой над Регистаном.
Заскрипели арбы с перинами и коврами возвращающихся из кишлаков.
Начались дожди — в Самарканде появилась липкая грязь.
Сарты всунули головы в плечи ватных халатов и свесили рукава.
Как галчата, под навесами своих лавченок, нахохлились торговцы. Появились жаровни.
Октябрь кончался.
Над Чапан-Атой рвались ветры, свистели в куполе. Заревшан сделался еще чернее. Снега ниже и ниже опускались к подножиям гор и Агалык оделся в белое…
Для меня осень без России — не осень!
Всё кончено; казалось, всё изжито в Самарканде.
Последние приветы Шах-Зинде, Узбекам и Таджикам.
Спасибо за их ласковую внимательность к полюбившим их огненно-бирюзовую родину…
Февраль. 1923 г.
Шах-Зинда … 9
Улица в Самарканде. Ночь … 13
Мулла … 17
Большая дорога … 19
Чайхана ночью … 23
Гости … 27
Первенец … 29
Таджик … 33
Афросиаб … 37
Чапан-Ата … 41
Крыши … 45
Сиаб … 47
Улица днем … 51
Биби-Ханым … 53
