Потом, вдруг снова взбодрившись, продолжил:
– Но ведь это еще не все! Приезжаю я домой, захожу, а Ленка моя из кухни выходит с малым на руках. Кормила, видать: мордашка его вся в каше была. Обрадовано говорит мне: «Гляди, а сыночек наш уже хорошо поел и температуры нет у него».
– А что ж ты о том случае жене не рассказал? – спросила Ольга.
– Ленке? Да она у меня…, – Паша хотел что-то добавить, но замолчал. – Чудаковатая малость. Не в том смысле что «того», – сняв правую руку с рычага передач, он выразительно покрутил указательным пальцем у виска. – Девчонка она у меня хорошая, ласковая, заботливая, но верит во всякие там чудеса, видения, разные небылицы. Иногда вижу: стоит перед бабкиной иконой, крестится, что-то шепчет, книги старые с чердака повытаскивала, читает. В общем, тихо сама с собою. Но я не стараюсь особо лезть к ней в душу с расспросами на эту тему. Пусть себе верит…
Паша снова замолчал, но Ольга чувствовала, что он, видимо, хотел сказать еще что-то.
– Чего в душу лезть людям? – после небольшой паузы, теперь словно разговаривая уже с самим собой, сказал Паша. – В доме она порядок держит? Держит. За пацаном ухаживает? Ухаживает. Со мной ласковая. Так чего ей в душу лезть? Хочется ей в монастырь ходить – пусть ходит. Ее можно понять: куда еще в нашей глуши пойти? Раньше хоть в киношку сбегать можно было. Новую комедию или боевичок посмотреть, с людьми пообщаться. А сейчас что? До города далеко, да и ребенок на руках. Клуб в нашем поселке давно заколоченный стоит. Вот и остается только одно утешение – телек. Так и там взяли моду: пять минут кино, а двадцать пять – реклама. Вконец достали своими памперсами, перхотью, стиральными порошками, жвачкой!
Слегка притормозив, он объехал глубокую выбоину.
– А в монастыре и впрямь хорошо, – продолжил он. – Я был там раз несколько. Красотища, признаюсь тебе, была неописуемая! Особенно мне пение их понравилось.
Паша как–то по–особенному вздохнул, переключил передачу и машина побежала быстрее, выехав на более ровную дорогу.
Теперь замолчали оба. Наконец, Ольга в задумчивости спросила:
– Паш, а ты сам-то крещеный?
– Вроде не нехристь, – безразлично ответил он и добавил:
– По крайней мере, мамка моя так мне сказала, когда мы крестить ребенка несли в монастырь. Там ведь со всем этим делом строго.
– О своей встрече с Аннушкой ты действительно никому не рассказывал? – повернувшись к Павлу лицом, переспросила еще раз Ольга.
– Не-а, никому, – ответил Павел. – Тебе – первой. И, наверное, последней.
– Почему? – искренно удивилась Ольга.
– Да так, – задумчиво ответил Паша. – Незнакомым людям всегда легче открывать свою душу. Не замечала?
– Может, ты и прав. Да только не всегда первому встречному душу открывать хочется, чтобы туда мимоходом не наплевали, – все еще находясь под впечатлением от рассказа, в задумчивости сказала Ольга. – У меня репутация подмочена сильно. Небось, на вокзале предупредили тебя, чтобы не слишком со мною откровенничал? Не боишься?
– Я вообще давно уже ничего не боюсь, – решил закончить этот разговор Паша и увеличил громкость магнитофона.
4. ПЕРЕПРАВА
Так они ехали примерно еще полчаса. Наконец, Паша остановился и развернул машину в обратную сторону.
– Дамы и господа, наше путешествие завершается, – нарочито торжественно объявил он и уже вполне серьезно добавил:
– Я бы и дальше тебя повез, но дальше, – он показал рукой в сторону пологого лесного спуска, – только вездеходом.
Ольга потянулась за своей спортивной сумкой, которая лежала на заднем сиденье, расстегнула боковой карман и достала небольшой пакет. Паша мельком успел заметить, что в нем лежали доллары – целая пачка. Ольга протянула ему сотню – одной купюрой:
– Надеюсь, этого хватит за все доставленные неудобства и непредвиденные расходы?
– Ого! – воскликнул от удивления Павел. – Это что, в тюрьмах теперь баксами рассчитываются? Кучеряво живем! Хоть самому на нары, а потом – на Канары!
Он взял протянутые деньги, повертел перед собою на уровне глаз, посмотрел на просвет.
– Не бойся, не «кукла», не фальшивые, – опередила его сомнения Ольга, закрывая сумку, – а на зону не торопись. Знаешь, как мудрые люди говорят: «От тюрьмы да от сумы не зарекайся». Только потом никаким баксам рад не будешь.
– Я не о том подумал, – сказал Павел, повернувшись к Ольге.
– А о чем же? – Ольга пристально посмотрела ему в глаза.
– По правде сказать, с красавиц, спортсменок и комсомолок мы денег не берем, – он вдруг положил Ольге руку на плечо и легонько потянул к себе. – Обычно такие красавицы с нами не так рассчитываются. А деньги – это мусор: сегодня есть – завтра нет.