Макс оторвал взгляд от бумаг только тогда, когда Жиль вернулся с покупками. Из телефона-автомата он позвонил Пупаракису, чтобы предложить встретиться.
— Ну? — спросил Макс.
— Завтра, в десять.
— Как он отреагировал?
— Не сказать, чтобы был удивлен, держал себя, пожалуй, даже любезно. Где Пиу?
— В парикмахерской, она скоро придет.
— Мне не нравится, что она выходит одна, я все время боюсь, что она сядет в поезд и поедет в агентство.
— На твоем месте я бы так не волновался. Думаю, с ней все уже в порядке. Она ест наравне с нами.
— Это с тех пор, как ты у нас. Она поправилась по меньшей мере натри килограмма.
— Ее щеки начали округляться.
— И груди тоже. У нее их уже почти не было. К тому же этим утром я слышал, как она смеялась.
— Да, она веселилась от души.
— Она к тебе очень привязалась.
— Я тоже, — сказал Макс, — я тоже к ней привязался.
Жиль хотел было что-то добавить, но задребезжал звонок, и он пошел открывать.
На Гулетте была соломенная шляпа, украшенная лиловой лентой, зеленое с белыми цветами хлопчатобумажное платье и полотняные сандалии с узкими ремешками, обвивавшими лодыжки. Казалось, она излучает свет.
Жиль усадил ее рядом с креслом Макса и принес ей стакан розового вина.
— Вы не слишком на меня сердитесь, хозяйка, за то, что я бросил мыть у вас посуду?
— Не называй меня хозяйкой, Жиль, ты отлично знаешь, что это меня смущает. Конечно, мне тебя не хватало, но что касается мытья посуды, не беспокойся, Капитан меня здорово выручил. Теперь он помогает мне и с обслуживанием, и с бумагами.
— С бумагами, — подхватил Макс. — Я боюсь, как бы не было уже слишком поздно.
— Все в самом деле так серьезно?
Жиль незаметно вышел из комнаты, оставив их наедине.
— Когда тебя по пятам преследует свора, — сказал Макс, — лучшее, что можно сделать, это лечь на землю и не двигаться. Сделайтесь совсем незаметной и дайте буре пройти.
— Они отнимут у меня мою «Медузу», да?
— Вполне возможно.
— Что со мной станет?
— Вы сможете обосноваться в другом месте, даже с очень небольшими средствами. Все вас знают, и вы очень быстро вернете своих клиентов.
— Если меня объявят банкротом, я никогда не смогу открыть другое коммерческое предприятие.
— Для этого существуют подставные лица. Я вам объясню.
Гулетта выпила залпом стакан розового вина, но это не уменьшило бледности, которая покрывала ее лицо.
— Другой «Медузы» не будет, — сказала она, поднимаясь.
Она сбивчиво поблагодарила Макса и направилась к двери, по дороге столкнувшись, не заметив этого, с Пиу, возвращавшейся от парикмахера ослепительно яркой блондинкой.
Уперев локти в письменный стол, Константин Пупаракис сжимал кулаками виски. Это была поза, которую он принимал, когда ему предстояло обдумать важное решение. Он смотрел на стоящий перед ним телефон, опутанный собственными проводами, приземистый и черный, похожий на ядовитого паука, который только что схватил его за горло.
Человек, звонивший ему, был скорее всего нечистоплотным журналистом или коррумпированным полицейским, который решил его шантажировать. Услышав имя Ким, Пупаракис потерял способность говорить и глупо молчал. Он только назначил встречу на завтра, в десять часов, под крышей ангара на старом, выложенном кирпичом причале. И повесил трубку.
Ему удалось обуздать приступ ярости, он дышал медленно, чтобы успокоиться. Он, конечно, возьмет с собой двух или трех своих самых решительных узбеков, но при этом даст им строгие указания, чтобы избежать возможных инцидентов.
Единственным выходом было выведать планы собеседника и затем перевести их в денежный эквивалент. Он не мог представить себе человека, молчание которого нельзя было бы купить. А после ничто не помешает ему выследить его и принять более радикальные меры.
Завтрашний день обещал быть напряженным. Конвой только что оставил позади Кале, и вход на рейд предполагался в полуденный прилив. Это событие, которого он так ждал, не должно было быть испорчено встречей с незнакомцем. Он готов был выказать щедрость и старался прикинуть сумму, которую мог бы отстегнуть, чтобы купить молчание шантажиста. Но когда речь шла о Ким, цифры теряли всякое значение. Это открытие беспокоило его, раньше он всегда знал точную цену вещам.