– Вон Топаз и Рубин едят, так чем я хуже? – возразила она. – Звериное чутье подсказало бы им, если б плод нельзя было есть.
Иллидир ничего не сказал в ответ, хотя всем своим видом показывал, что крайне не одобряет легкомысленное поведение своей одногруппницы. На драконов же ему было плевать и если бы те отравились, то плакать бы он не стал.
Присоединившийся к пиру Брокки, с причмокиванием поглощал сочную мякоть плода и облизывал пальцы.
– Вот бы заскочить сюда как-нибудь потом, – вор звучно втянул в себя очередной сочный кусок мякоти. – Собрать эту хрень, дать призывное название и толкать на черном рынке по тысяче кунов за штуку.
Тьма фыркнул. Он, конечно же, не мог смолчать:
– Ты вернись для начала. А потом уже строй торговые планы на экспорт золотых плодов.
– О! Точно! Так и назовем: золотой плод, – обрадовано сказал Ловкач, пропустив мимо ушей все остальные слова Иллидира.
Первое подозрение, что с золотым плодом что-то не так появились у Тьмы, когда, сидя на плоту и орудуя шестом, он обратил внимание на то, что дракончики пускают газы чаще обычного.
– Так, давайте снова свернем к берегу, пока они не уделали весь плот, – предложил Тьма.
– Поступай, как хочешь, – ответила Тиннэри, приправив свой ответ печальным вздохом. Она как-то странно себя чувствовала.
Брокки тоже выглядел подавленным. Тьма сделал такой вывод потому, что Ловкач уже второй час отмалчивался и не пытался петь дебильную, с точки зрения Тьмы, песню «Я ль не чу́дный и казистый?».
– Разжечь костер? – спросил Тьма у неестественно молчаливой Тиннэри.
– Пойдем, я помогу тебе собрать хворост, – Тинни поманила его за собой.
Озадаченный ее поведением Тьма пошел следом, не понимая, что могло послужить такой резкой переменой в настроении травницы.
Впрочем, в сборе хвороста от Тинни не было никакого толку. Вместо того, чтобы помогать, она хвостом ходила за Тьмой и вставала так близко, что обдавала дыханием кожу его шеи, чем немало смущала Иллидира, хотя тот и пытался не показывать вида.
– Ну почему ты убегаешь от меня? – не своим голосом прошептала травница, оттесняя Иллидира к дереву.
– Я… это… – Тьма шумно сглотнул, увидав ее взгляд. – Слушай, ты мне… нравишься, но… я думал, что все произойдет как-то иначе.
– Т-с-с! – Тинни с алчной улыбкой на губах, заключила его в объятия и наклонилась к его шее.
– Эй! – Рявкнуло позади. Причем этот рык был похож на голос Брокки. Тьма осторожно выглянул из-за плеча замершей травницы – замершей, но не ослабившей объятий. Это действительно был Брокки. И глаза его светились золотистым огнем. Брокки оскалился и, демонстрируя заметно выросшие клыки, подбежал к «сладкой» парочке.
– Это моя добыча! – рявкнул он. Тинни оскалилась в ответ, на миг обернувшись к Ловкачу.
Тьму окатила волна такого ужаса, что сознание как будто выключилось, давая волю первобытным инстинктам. Когда Иллидир более-менее пришел в себя, то обнаружил, что сидит на ветке, почти возле самой верхушки исполинского дерева, крепко вцепившись в ствол.
Внизу, возле дерева, суетливо бегали его друзья. Тьма не видел их глаз и сейчас не мог бы с уверенностью утверждать, что ему не почудилось странное поведение травницы и вора.
– Слезай, бриллиантовый мой! – до его ушей донесся противно приторный голос Тиннэри.
– Сама поднимайся, – осипшим голосом рявкнул он. Все-таки не почудилось!
Травница лишь скривилась в ответ и хоть Тьма не видел выражения ее лица, вывод напрашивался сам собой: одержимые друзья были не в состоянии карабкаться по деревьям. Как только Иллидир немного успокоился, и к нему вернулась способность мыслить логически, он сделал определенные выводы насчет странного поведения друзей.
«Скорее всего, золотистая ягодка не такая уж безобидная, как кажется на первый взгляд. Боюсь представить, что случилось с мерзкими тварями». – Последний эпитет конечно же адресовался дракончикам.