– Вот уж развлечение! – Брокки облизал пальцы и подошел ленивой походкой к клетке с птицей.
Попугай прекратил гигиенические процедуры, повертелся на жердочке, стукнул клювом в колокольчик и скосив хитрые глаза на Брокки, вдруг выкрикнул:
– Вор!
– Ой-ей! – запричитал Каюк, накинув на клетку покрывало. – Похоже, что Панкуша сегодня не в настроении. Простите, Ваше Сиятельство.
Слуги, подслушивающие за дверью, закивали головами и зашушукались:
– Теперь понятно с каких доходов он особняк отгрохал!
– И, говорят, третий покупать собирается!
– Вот ворюга!
Побледневший Брокки взял себя в руки и пожал плечами.
– Мало ли что глупый птиц болтает! Я-то знаю, что я честный человек.
– Да-да! Граф Дрищ – честный человек, – поспешила согласиться Тинни. – Теперь моя очередь.
– Может, не надо? – жалостливо спросил мажордом.
Травница нахмурилась и притопнула ножкой, прочитав в дневнике Дрища, что данное действие пугает и отрезвляет вялых слуг, а некоторым даже придает ускорения. Мажордом действительно испугался. Вздохнув, он вновь сдернул покрывало, и попугай радостно выкрикнул:
– Неудачница!
Каюк побледнел еще больше и даже втянул голову в плечи, сильно желая, чтобы под его ногами разверзся пол – только бы не видеть реакцию госпожи графини. Добрые люди предупреждали, что Фифа вспыльчива и скора на расправу.
– Пернатая козявка! – Тинни показала язык попугаю и, взяв из рук замершего мажордома покрывало, укрыла им клетку. – Унесите Панкушу.
– Унести и с-сварить из него с-суп? – на всякий случай уточнил Каюк.
– Вот еще! – фыркнула травница, стараясь унять свое негодование. – Как будто глупая птичка действительно знает, о чем говорит! Пускай живет.
Каюк облегченно выдохнул и, указав слугам на клетку с попугаем, жестом велел унести ее в людскую.
– Тоска смертная! – пожаловался Брокки, набивая рот пирожными.
– Что вы, граф, Ваше Сиятельство, – тут же заворковал мажордом, – мы приготовили ваше любимое развлечение. Извольте пройти в сад и вашу хандру как рукой снимет.
Заинтригованный Ловкач отряхнул руки и проследовал за Каюком, Тинни, понятное дело, не отставала. Каково же было ее удивление, когда она увидела в саду дюжину разноразмерных качелей. Одни были развешаны на толстых ветках деревьев, другие на металлических подпорках, вкопанных в землю. Мажордом с обожанием смотрел на застывшего на месте «графа», пытаясь понять, понравилось Его Сиятельству или нет? Тинни впечатала правый локоть в бок Ловкача, давая понять, что пауза затянулась и надо бы как-то отреагировать.
– О!.. Как… это… охре… м-м-мило! – Брокки сцепил зубы и оскалился в улыбке.
– Все как в вашем поместье в Палачьей слободе! – мажордом был счастлив угодить «графу». – Я конечно против всех этих сплетен. Но говорят, что вы очень любите качаться и пока не покачаетесь на всех качелях, даже обедать отказываетесь.
– Гм!.. Да, я такой!.. – Ловкач повернулся к Тинни и закатил глаза, мол, ну и причуды у этих богатых.
Первая пара качелей пошла хорошо. Садовые качели – тоже. Но слуги так старательно качали Брокки, что на седьмых качелях ему сделалось дурно. А после восьмых стошнило прямо на клумбу с флоксами.
– Убей меня! – простонал Брокки, а потом скрючился в очередном приступе рвоты. Растерявшаяся Тинни похлопала стоящего на карачках вора по карманам, пытаясь найти нож.
«Зуланд Трилист, что я творю!» – она тут же одернула себя и, выпрямившись, поманила к себе слуг.
– А ну живо тащите графа Дрища в дом! Не видите, что человеку плохо от ваших пирожных стало? – она хмурила брови и старалась говорить властно и уверенно. Подобное поведение положительным образом сказалось на расторопности слуг. Так что через каких-то пять минут Брокки лежал на широкой кровати, а вокруг него суетились служанки.
«Вот еще напасть!» – с досадой подумала Тинни. Она находилась в соседней комнате-спальне, где украдкой ото всех заваривала для вора целебные, противорвотные корешки вперемешку с осиновой корой. Только бы все обошлось малой кровью! А еще лучше – и вовсе без нее.