– Это хорошо, – с набитым ртом сказал Брокки.
– А я, между прочим, спускаясь по лестнице, слышала как шушукались служанки.
– И что?
– Говорили о тебе. Что ты опять какую-то девку в свою спальню заманил.
– Подумаешь!
– Зуланд Трилист, ну почему мне такой тупой попутчик попался? – воскликнула Тинни, обращаясь к зеленой листве за окном. – Он делает все для того, чтобы нас раскрыли!
– Да ну тебя! Ты вообще ничего не понимаешь в моей жизни, – отмахнулся вор. – Поставь себя на мое место, разве ты не поддалась бы таким… искушениям?
– По счастью, я – не ты! – отрезала Тиннэри, давая понять, что разговор окончен. – Чего я с ним нянчусь? – спросила она свое отражение в пузатом бокале с морсом. – Сегодня же уеду.
Брокки отпил вина прямо из горла бутылки и процедил сквозь зубы:
– Никто не заплачет.
Он уже представлял себе то, как счастливо заживет в особняке под личиной графа Дрища: сплошные амуры со служанками, вино рекой, деликатесы и впредь никаких качелей. Скажет, что, мол, разонравилось. Но не тут-то было!
– Граф Деволь с визитом! – доложил мажордом, предварительно постучав, перед тем как зайти в столовую.
Тинни поперхнулась морсом, а Брокки, не сдержавшись, оглушительно рыгнул.
Невозмутимый Каюк проигнорировал плебейские манеры графа и, откашлявшись, спросил:
– Какой ответ Ваше Сиятельство даст Его Сиятельству графу Деволю?
Брокки вылупил глаза и взглянул на Тинни так, словно только что ему вынесли приговор: «Казнить через повешение». Травница, в свою очередь, зажмурилась и для верности потрясла головой.
«Зуланд Трилист, пускай все это окажется сном», – подумала она. Вор в это время горько сожалел о том, что так объелся за завтраком и теперь навряд ли сможет не только выпрыгнуть в окно, но и убежать от стражи. А еще эти длинноносые пулены на ногах, в которых не то что бегать, но и ходить сложно! Того и гляди рухнешь и расквасишь нос.
– Ваше Сиятельство, все ли в порядке? – спросил ждущий в дверях Каюк.
– Скажи, что мы заболели! – Тинни первая взяла себя в руки.
– Да! – воодушевленно подхватил Брокки. – Заболели, отравились, умерли!
Тинни схватила веер и, стукнув им по плечу вора, через силу захихикала:
– Ой, ты у меня такой шутник, лапочка мой, Дрищулечка!
Брокки сделал вид, что ему лестно слышать похвалу из уст «графини», и даже припал губами к ее руке.
– На какой версии остановятся Их Сиятельства? – решил уточнить мажордом, озадаченный разнообразием вариантов.
– Скажи, что мы отравились несвежей рыбой, – Брокки выбрал самую «правдоподобную» с его точки зрения версию.
Каюк выполнил просьбу «Дрища» и принеся извинения от имени графа просил прийти позже, в другой день.
«Угу, отравились они, как же! – подумал Деволь, уходящий восвояси. – Небось обожрались пирожных и кислой капусты с бифштексами и теперь с горшков не слезают!»
После завтрака Тинни короткими перебежками пробралась в свою спальню, всерьез опасаясь того, что откуда-нибудь из-за угла на нее выскочит граф Деволь и тут же разоблачит самозванку. В одной руке у Тинни находилась тарелка с булками.
«Все равно выбросят или черни скормят, а мне в пути пригодится» – рассудила она.
– Погоди, ну ты чего? – через пару минут в комнату ворвался Брокки – как всегда, бесцеремонно и без стука.
– Ты о чем? – не поняла травница, стаскивая туфельки графини и натягивая свои старые сапожки.
– Ну, подумаешь, какой-то там граф приперся, – фыркнул Брокки. Сейчас он уже был воплощением храбрости и уверенности в завтрашнем дне. – Осталась бы еще на пару деньков, – он принял из рук Тинни котомку и помог упаковать булки.
– Нет у меня времени. Сестру искать надо, – Тинни решительно выдохнула и запихнула в тюк свой кожушок. Ехать до парка она собиралась в карете, а значит и в одежде графини Фифы. В противном случае, если она сразу же переоденется в свою одежду, ее разоблачат.
– Ну нет – так нет! – вздохнул вор, рассматривая длинные мысы своих пулен.