– Ну, у каждого свои причуды, – заметила она.
– М-да, – пробубнил Тьма. Ему было нелегко сделать такое признание, но раз Тинни была с ним откровенна, то и он решил не юлить. Иллидир насупился и замолчал вплоть до того момента, пока они не переступили порог «Гнусного путника».
Внутри «Гнусного путника» было вполне светло, потому что хозяин заведения не экономил на свечах и каждую неделю заставлял слуг отмывать окна. Правда, в зале было уж очень тесно из-за обилия столов. Столы стояли настолько близко друг к другу, что разносчикам и посетителям приходилось пробираться бочком. Однокурсники протиснулись к столику у окна и, сделав заказ, завели разговор о Травакадемии.
– Как там Мора Фрейевна поживает? – спросила Тинни. Ей было интересно все, что касалось новостей из любимой «Альма-матер».
– Нормально. Это она тебя перед Слейпнировичем выгораживала, утверждала, что тебя красные дьяволицы попутали, – ответил Тьма с издевкой.
– Да ну скажешь тоже! – Тинни с благодарностью кивнула разносчику, принесшему поднос с двумя тарелками овощного рагу, тарелку с ломтями хлеба и брынзы, а так же две кружки теплого компота.
– А ты знаешь, что я нашла в бумагах некого графа Дрища? – она перешла на тихий шепот. Хотя в помещении едва ли можно было насчитать десяток посетителей.
– Понятия не имею, – ответил заинтригованный однокурсник.
Тиннэри подробно рассказала ему о содержимом найденных бумаг и упомянула о записях в дневнике.
– Вот нетопыри! – выругался Тьма. На его худом лице заходили желваки – первый признак того, что он сильно рассердился. – Сижу себе дома в счастливом неведении, в то время как тут такие дела творятся! – Он вновь с уважением посмотрел на травницу: – А ты молодец, Оглобля, не растерялась. Надо бумаги те Футарку показать.
– А еще лучше отдать, – согласилась Тинни, проигнорировав обидное прозвище. – Только у меня небольшая проблема.
– Какая еще проблема? – Иллидир вытащил из кармана платочек и аккуратным жестом вытер уголки своего рта. – Как только поедим, сразу же пойдем к верстовому дубу и – хоп! – мы у Футарка.
– Угу! – Тинни насупилась. – Желудь-то у моего знакомого.
– А! Это у того, про которого ты упоминала? Ну так пойдем к нему. В чем проблема? – Тьма выказывал нетерпение.
– Э-э-э… проблема в том, что он заключен под стражу.
– Чего?
– В тюрьме он, в тюряге, кутузке, каталажке! – взорвалась Тинни и тут же зажала себе рот ладонью, увидев, что некоторые посетители начали обращать на нее внимание.
Однокурсник состроил в ответ кислую мину и замолчал. Он потягивал компот, глядя на то, как травница крошит хлеб в остатки рагу и ждет, пока хлеб пропитается подливкой. Она любила густое рагу, а то что им принесли больше смахивало на суп.
– Да, делать нечего, – наконец заговорил Тьма. – Придется спасать твоего знакомого.
– А может ты просто оплатишь обратный путь до Травакадемии? – с надеждой в голосе спросила Тинни, подумав, что богатый дядя наверняка не жалеет племяннику денег на карманные расходы.
– Видишь ли, – Тьма пришел в замешательство и не знал куда лучше уткнуть свой взгляд, – я в последний месяц сильно поиздержался.
– Что купил?
– Неважно.
– Понятно. Значит, нужно думать, как вытаскивать из тюрьмы Брокки вместе с желудем.
Накануне дня «Икс» Тинни никак не могла заснуть. Она так старательно мерила шагами свою комнатушку два метра на полтора, что ей стали стучать в стенку, а кто-то даже стучал в потолок до тех пор, пока травница не догадалась снять сапожки. Они уже несколько раз обсудили с Тьмой план действий на завтра, рисуя всевозможные ситуации и придумывая как их обойти. Потом они до хрипоты спорили о том, кто пойдет первым, а кто будет на подхвате. В итоге загадали на таракана, который каким-то чудом пережил химическую атаку раствором «Зыйзый». Таракан пошустрил налево, как и загадал Тьма. Тинни, соответственно загадавшая на то, что таракан поползет направо, оказалась проигравшей.
– Никогда не соперничай со мной, Оглобля – вот тебе мой бесплатный совет! – усмехнулся Тьма. Шок от встречи и неприятных новостей сходил на нет, и однокурсник вновь начинал демонстрировать свой противный характер. Впрочем, он всегда очень ревностно относился к учебе и любому спору и поэтому терпеть не мог, когда кто-нибудь оказывался умнее, чем он, а в спорах любил оставаться правым.