– Куда ты нас привел? – она с удивлением осмотрелась. Вокруг шумел светлый сосновый бор, а воздух был опьяняюще густым и насыщенным, словно перед грозой, хотя на небе – ни облачка.
– Небо-то какое чистое, да звездное, – сказал Брокки, задрав голову. – И куда нас занесло?
– А я предупреждал о последствиях. – Иллидир с недовольным видом растирал свои зудящие запястья.
– Давайте отойдем отсюда! – поторопила их Тинни. – Вдруг Милибет тоже окажется обладательницей желудя путника.
– А ты думаешь, что после твоего воровства Футарк не предпринял соответствующих мер? – съязвил Тьма. – Думаешь, у него желуди где ни попади валяются?
– Но я-то смогла похитить желудь, – возразила уязвленная травница.
– Ну хорошо, – примирительным тоном сказал Тьма. – Даже если у нее есть желудь, то она никак не может отследить наше перемещение. Я намеревался перенести нас к Пчелиным ямам, но, как видите, промазал.
– Не бойтесь, – подал голос Брокки, поправив пузатенькую торбу за плечом. – У нее уже нет желудя.
– Желудя нет, зато письма и дневник графа у нее! – горько вздохнула Тинни, откинув непослушную кудель со лба.
Вор хитро блеснул зубами в сгустившихся сумерках и похлопал ладонью по торбе.
– Уже нет! – кратко сказал он.
Пока травница, восторженно причитая, изучала содержимое торбы, а заодно и подлинность документов (мало ли чего ожидать от хитрой и вероломной Милибет!), Тьма рыскал поблизости, пытаясь определить, где они находятся.
– Красные дьяволицы меня растопчи! – раздался сдавленный возглас Тьмы. Тинни запихнула письма и дневник графа обратно в торбу и с тревогой уставилась на одногруппника, стоявшего примерно в тридцати шагах от нее.
– По-моему, мы в Гудящих горах! – прохрипел Иллидир.
– «По-моему»! – передразнил его вор. – Если бы у гнома были не ноги, а копыта, то это был бы вовсе не гном, а фавн! Хватит гадать! Отдыхать давайте.
На привал решили устроиться подальше от верстового дуба (на всякий случай), за кустарником, чтобы костер не слишком бросался в глаза.
«Мало ли кто в этих местах проживает», – думала Тинни, лежа у костра. Ее голова лежала на торбе, она хлопала глазами, рассматривая свои испещренные красными полосами руки и запястья. Крепко же им с Тьмой досталось – вон как руки веревками натерли!
– Брокки, – шепнула она, боясь разбудить лежавшего с другой стороны костра Иллидира. – Расскажи, как получилось, что тебя жнецы не схватили? Ведь я точно помню, что они окружили нас всех троих. Ты все-таки маг-самоучка?
– Не-а, – нехотя ответил вор, выковыривая из зубов остатки ужина. – Просто повезло, что эти бакланы на самом деле оказались бакланами.
– Он же Фринну Восьмилапому поклоняется, – раздался насмешливый голос Тьмы. – Адепты Фринна умеют менять внешность. К счастью, всего восемь раз – по количеству лап Фринна. Теперь понимаешь, как он спасся: наверняка принял вид напавшего на него жнеца, и сам же «упаковал» его вместо себя.
– Сдается мне, что кто-то здесь сильно не рад своему спасению, – фыркнул Ловкач, подкидывая веток в костер.
– Очень даже рад! – желчно возразил Тьма, перевернувшись на другой бок. – Интересно, сколько «масок» у тебя осталось?
– Интересно у девки под юбкой! – огрызнулся Брокки.
Тинни улыбнулась напускной грубости вора. Она-то знала, что он был не таким, а вполне надежным другом, хотя и не в меру вороватым и любвеобильным.
– А подружка твоя настоящей змей оказалась, – продолжал Брокки после затянувшейся паузы. – Продалась жнецам с легкой руки своего братца. Я лично подслушал, как она со жнецами откровенничала. Кстати, ее сюда домчал один недавно откинувшийся преларец.
– Уж не тот ли, которого ты чуть не освободил, по ошибке приняв за Брокки? – спросила Тинни, обратившись к Тьме.
– Не знаю! – отрезал тот. – Буду я еще лицо каждого проходимца с большой дороги запоминать!
В ту ночь Тинни мучили бессмысленные кошмары, от которых она постоянно просыпалась, и мечта о том, чтобы хорошенько выспаться в эту ночь, так и остались мечтой. А ближе к заре, ее вообще растормошил Тьма, сказав, что пришел ее черед заступать на дежурство. Тинни глубоко вдохнула свежий влажный воздух и зябко поежилась. Она молча кивнула Тьме и поменялась с ним местами. Тихий хвойный лес с минимумом вкраплений из других деревьев и кустарников был таким же задумчивым и тихим, как травница. Сначала Тинни просто смотрела в костер невидящим взглядом, вспоминая свои приключения, а затем, когда небо подернулось молочной дымкой, травница, стряхнув с себя оцепенение, принялась за самое трудное дело утренних процедур – за укрощение давно нечесаной, встопорщенной гривы.