Внезапно пришла злость. И стало чуть полегче.
Я взяла кинжал, который только что извлекла из печени, оглядела - яда нет. На удар сердца задумалась - все он острее, чем мои кухонные ножи - примерилась и резким сильным ударом проделала отверстие между ребрами. Расширителя и трубки не было, поэтому я чуть провернула лезвие и позвала кровь. Она покорилась - и выплеснулась наружу.
Мне удалось! Мужчина задышал чуть ровнее. Я стала заживлять. И порванные внутри сосуды, и свой разрез.
Пятьдесят семь секунд.
Но оставалась проблема с огромной кровопотерей.
Я допила настойку - дала себе десять секунд на отдых. И выплеснула в мужчину остаток силы - все, что было, приказывая оставшейся в организме жидкости воспроизвести клетку, себе подобную. Потом еще по одной. И еще...
С интересом посмотрела на голубые цифры часов. Шар сочувственно подлетел прямо к лицу, чтобы мне было удобнее смотреть. Странно ведут себя сегодня шары - как будто они все...понимают...а ведь этого...не...может...быть...
Перевела взгляд на раненого. Поняла, что он очнулся. И кулем сползла на пол.
СТОЛИЦА. ЧУТЬ БОЛЬШЕ ГОДА НАЗАД. СЕНТЯБРЬ. ОН
- Скажи, зачем тебе это было надо? - равнодушно спросил великий князь Радомиров у своей бывшей любовницы.
Их милый, ни к чему не обязывающий роман, закончился в тот момент, когда он ему наскучил.
Случилось так, что несколько дней назад он задержался на службе, доработавшись до звона в ушах. И на следующий день князь Андрей вдруг понял, что не хочет видеть эту - в общем-то - вполне прелестную балерину. Распорядился, чтобы его порученец составил барышне письмо с уведомлением о том, что в ее услугах больше не нуждаются. Также приме императорского балета был передан чек на более чем приличную сумму, и князь выкинул эту историю из головы.
А сегодня этот самый порученец положил ему на стол газету. В которой великий князь Поморья, Радомиров Андрей Николаевич, был главным героем. Любовником.
Сначала он просто пожал плечами. А потом - когда был уже в своем дворце - понял, что там слишком пусто. И отправился к женщине. Поговорить.
Они сидели в креслах в будуаре дома, который он снимал для нее. Молчали. Князь вертел в руках газету с нашумевшим интервью.
"Правда о моем расставании с князем Р." - гласил заголовок.
Дурочкой молоденькая балерина не была. Девушка пробивалась трудом и потом с самых низов, всеми силами сохраняя в своей "воздушной" жизни достоинство - хотя бы видимость его. И вот такого демарша от нее великий князь точно не ожидал.
- Зачем, Нина? - повторил он вопрос.
- Деньги, - спокойно, даже равнодушно отвечала прима-балерина Императорского театра.
- Ты думаешь, я дал бы тебе меньше?
- Что вы, - в голосе все-таки появился яд. - Щедрость вашего сиятельства ... хорошо известна.
Андрей Николаевич улыбнулся. Вот знает, бестия, что больше всего в людях он ценит храбрость. Правда, еще и преданность. Но произносить это слово при содержанке, которая ему наскучила - было попросту нелепо.
Он продолжал вопросительно смотреть на нее. Нина вздохнула, поднялась. Отошла к окну.
- Нелепо, наверное... - тихо сказала она. - Но у нас все было...как-то по-человечески. Не скажу - любовь. Это, конечно, сказки. А они хороши лишь на сцене. Но...вы были так...нежны. И относились ко мне...с уважением. Так было... До того самого письма, которое мне передали из вашей канцелярии.
- И вы оскорбились?!
- Да, - развернулась она - и с вызовом посмотрела ему в глаза.
- Ну, что ж, - поднялся он. - Думаю, что на этом все. Дом останется за вами - я его распорядился выкупить. Желаю как можно лучше устроить свою жизнь.
- А газетчики меня пугали тем, что вы вышлите меня из столицы, - донеслось ему в спину.
Он только фыркнул.
- Вам просто всё безразлично! И... мне вас жаль - слова отразились от стен и растворились в воздухе облачком горьковатого аромата прекрасного, но ядовитого цветка.
Князь Андрей забрал фуражку с тростью у слуги - и вышел, чувствуя, как прохладный сентябрьский ветер навевает ему мысли о свободе.
Он решил идти через парк. Во дворец, где он обитал с самого рождения, но который со времени смерти родителей, перестал быть домом, идти не хотелось. Хотелось уехать куда-нибудь с пустым блокнотом. И снова - как в юности - грифельным карандашом писать стихи, делать наброски, прятать между страниц красивые осенние листья...
Двух нападавших, что пытались убить его - МАГИЕЙ - он уничтожил, одновременно разорвав им сердца. А вот абсолютно не магический кинжал, который ему метнули с истинно военной ловкостью в правый бок - пропустил. Позор!
Но печалиться тому, что на него нападают военные, которых он искренне и вполне справедливо считал своими - было некогда. Метнул сгусток энергии в сторону нападавшего - и по хрипу понял, что не промахнулся.
А через доли секунды, по тому, как его скрутило невыносимой болью, понял, что первые две атаки были лишь отвлекающим маневром - и основной удар - куда-то в область сердца - он опять пропустил.
Еще один вскрик. А кто сказал, что великий князь Радомиров - легкая добыча? Да что он вообще добыча...?!
Осознал, насколько все плохо только, когда стал оседать в золото листвы. Да... Разрешил личные проблемы с бывшей любовницей, нечего сказать... И о стихах помечтал. Хотя бы успел - почти успел - наколдовать перемещение к ближайшей целительнице...
Потом были какие-то странные видения - наверное, от потери крови. Хорошенькая девушка в белом платке целительницы, приговаривающая над ним слово "Миленький". Он все хотел объяснить ей, что уж кем-кем, а вот "миленьким" - странновато и по старинке - его еще девушки не называли. Даже такие очаровательные. И молоденькие... Но ему все равно приятно... И он слушает этот голос, не позволяющий ему нырнуть в чуть мерцающую манящую тьму... Слушает, как девушка что-то приговаривает над ним.
Потом голос исчезает... Он понимает, насколько это не правильно. Тело начинает ломить, и с резким выдохом, отдающим острой болью в левом подреберье и в правом боку, мужчина приходит в себя.
Сразу вызывает подмогу - и в маленькой квартирке становится тесно.
- Убила бы! - заявила ему личная целительница, проводя руками над его многострадальным телом.
- Что с девушкой, Тамара Ильинична? - он сфокусировал взгляд на белом пятне на полу - и понял, что это без чувств лежит его спасительница.
- Не думай даже! - прошипела. - Никаких геройств! Лежи! Швы разойдутся.
Его личная целительница была приставлена к нему отцом еще в раннем младенчестве. Дама - уже тогда не молодая - отличалась скверным характером, крайней несдержанностью в речи и абсолютной преданностью. Преданностью роду Радомировых и лично ему.
Пока целительница бурчала, ее руки летали над девушкой.
- Все! - тяжело дыша, заявила Тамара Ильинична. - Жизни ее и так ничего не угрожало, энергию я ей влила - дар не потеряет. Хотя мозгов бы ей еще... С другой стороны, по-другому тебя было не спасти.
И она внимательно посмотрела на питомца.
- У нее оригинальный способ плетения. Девочка талантливая, очень сильная. И самоотверженная. Тебе повезло сегодня, Андрей. Как никогда повезло.
- Почему она не приходит в себя?
- Исчерпала все ресурсы. Сейчас ей нужно спать. Я распоряжусь, чтобы ее отнесли в спальню.
- Я сам! - рыкнул он. - Пусть никто не трогает!