Маус вытащил сигарету из пачки «честерфилда» и сжал ее зубами. Однако прежде чем он успел достать свою зажигалку, перед ним вспыхнул огонек зажигалки соседа. На мгновение их взгляды встретились.
— Может, расскажешь о себе? — напрямую, без обиняков поинтересовался Маус.
Еврей ответил не сразу, сначала снова потянул повязку на глазу.
— Мои родители — сионисты. Я тоже сионист. Знаешь, кто такие сионисты? — Маус кивнул. — Это безумные еврейчики, которые упрямо талдычат о том, что все их соплеменники должны непременно уехать в Палестину и заняться там сельским хозяйством. Ведут те же речи, что и Маленький Человечек. Вот кто такие сионисты.
— Я борюсь с врагами Эрец Израэля, — добавил Каген. — Сначала боролся с англичанами и арабами, а теперь с нацистами. Сегодня я убиваю нацистов, завтра снова займусь англичанами и арабами. Чем мне еще заниматься? — Каген пожал плечами.
— Нет, я хотел спросить, почему именно ты? Почему ты отправился в это путешествие?
Каген снова потянул повязку.
— Питер говорил, что лучше убивать их не по одному, а сразу, скопом. Питер говорил, что если мы заставим их бояться евреев, то они, возможно, перестанут нас убивать в таких количествах и так безнаказанно. — Он снова пожал плечами. — Нужно быть практичным. Если нацисты нас полностью истребят, то Израиль никогда не появится на карте мира.
Каген снова затянулся сигаретой.
— А ты?
— Лански мне доверяет, — уклончиво ответил Маус и подумал: «А тебе — нет».
— Да, — коротко ответил одноглазый и замолчал. Отвернувшись, он выглянул в иллюминатор. Затем, не сводя взгляда со стеклянного круга, похожего на корабельные иллюминаторы, заговорил снова. — В то утро, когда мы встретились, в газетах написали о человеке, убитом каким-то гангстером. На Канал-стрит. Интересно, там действительно есть какой-то канал?
— Не знаю, — секунду помолчав, ответил Маус. Он тоже видел эту газету. В «Дейли Ньюс» придумали заголовок, который набрали крупным шрифтом: «Убит предприниматель, связанный с преступным миром». Ниже была помещена фотография мертвого толстяка — тот лежал на тротуаре вверх лицом, вернее тем, что Маус оставил от его лица. Газеты просто обожают такие материалы, это дает возможность значительно увеличивать тиражи.
Каген отвернулся от иллюминатора и посмотрел на Мауса единственным глазом.
— В газете не написали, кто убил его.
Маус промолчал. Каген пытается вывести его из равновесия, провоцирует, как недавно провоцировал Мейера Лански. Но Маус нисколько не стыдится того, что является ликвидатором. Просто ему не хочется закончить жизнь, как Лепке, — провести лучшие годы за тюремной решеткой. Его также нисколько не прельщает судьба Кида Твиста, выброшенного из окна и сломавшего себе шею.
— Сколько человек ты застрелил, гангстер? — поинтересовался Каген. Маус не сразу понял, что тот обратился к нему по-немецки. — Wieviele hast du erschossen, du Gangster? — спросил Каген. Чтобы уколоть Мауса, он снова не преминул произнести слово «гангстер».
— Не твое дело, — по-английски ответил Маус и затянулся сигаретой, чувствуя, как дым глубоко проникает в легкие. Он не стыдился числа своих жертв, которое равнялось восьми, но и не собрался никому его называть.
— Кто-то из них стрелял в ответ? — снова по-немецки спросил Каген.
Маус понял, что одноглазому неймется и он нарочно его подначивает. Большинство людей считают, что все происходит легко и просто — пиф-паф! — как в кино. Иногда это было так, но иногда и по-другому.
— Конечно, — ответил он, снова по-английски. — Однажды один шварцер шарахнул в меня из дробовика. Да и еще пару раз было.
Похоже, что Каген посчитал, что таких случаев было гораздо больше.
— А как ты думаешь, гангстер, скольких убил я? — усмехнулся Каген. — Ну, сколько? Попробуй угадать.
Единственный известный ему парень из Браунсвилля, который был не прочь прихвастнуть о таких делах, — Счастливчик Майоне. Тот самый, которого сдал легавым Кид Твист, а в прошлом году поджарили на электрическом стуле за убийства. Счастливчику нравилась его работа, но свое прозвище он получил не за это — его назвали Счастливчиком как раз за то, что он вечно ныл и жаловался на жизнь. Он был большой любитель подолгу нудно рассказывать дружкам-приятелям, каким образом разделался с той или иной жертвой, кого придушил проволокой, а кого зарубил топором. И еще он вел точный подсчет, в память о каждом убийстве откладывал серебряный доллар. Маус слышал о том, что будто бы, когда Счастливчика зажарили на электрическом стуле, в кармане у него лежали двадцать семь долларов.