— А если евреи за это время сядут в лодки и уплывут?
Гискес был прав. Пройсса отнюдь не вдохновляла перспектива брести под пулями по колено в воде, но голос Науманна продолжал звучать в его голове и помог собрать последние остатки храбрости. Пройсс кивнул.
— Сейчас я приведу своих людей, — сказал он и пополз искать Кремпеля.
Наконец немцы прекратили стрелять и отошли в темноту. Маус позволил себе слегка расслабиться. Каждая минута тишины на циферблате его часов для других была минутой, приближающей их к морю.
— Леонард, — прошептала Река, и он подумал, что она снова услышала какой-то шум посреди залитого водой польдера рядом с насыпью. Он прислушался, но ничего не услышал.
— Воздушный на… — вот и все, что она успела сказать, потому что уже в следующее мгновение разразилась катастрофа.
Вдоль путей, в направлении Эйтхейзена и немцев, он увидел, как в небе что-то мигает огнями — зеленые вспышки, словно кто-то снова и снова чиркает спичками. А в следующее мгновение у них над головами пророкотал двойным мотором самолет, но только не крошечный «шторьх», а машина раза в три больше, поблескивавшая в лунном свете пропеллером. И в этот самый миг тишину ночи нарушил, нет, не свист пуль, а взрыв бомбы. Последний вагон поезда взлетел в воздух фонтаном обломков, которые потом обрушились на землю на расстоянии ста ярдов от места взрыва дождем осколков, впиваясь в насыпь, вырывая в гравии воронки размером с суповую тарелку. И так от хвоста поезда до самой его головы.
Маус притянул к себе Реку и, подмяв под себя, обнял и накрыл своим телом. Он навалился на нее и прижал к земле всем своим весом, словно хотел вдавить куда-то под насыпь, где бы ей ничего не грозило.
Затем стук обломков дерева и гравия по его спине прекратился, и когда он осмелился посмотреть вверх, рядом с поваленным немецким грузовиком расцвели огненные цветы — кто-то вел пулеметный обстрел путей и насыпи.
Маус не был солдатом, однако ему было понятно, что им ни за что не удержать немцев в этом месте, ведь теперь у врага есть самолет, который ведет с воздуха обстрел железнодорожного состава. Им ничего не остается, как бросить поезд и уйти, раствориться в темноте и попытаться удержать немцев уже на новых позициях.
Схватив Реку за руку, Маус рывком поднял ее с земли, после чего, пригибаясь как можно ниже, двинулся вдоль путей, крича на ходу другим, чтобы они бежали к воде. Он собрал всех, кто был в состоянии передвигаться, и зашагал дальше.
Он остановился всего один раз, рядом с локомотивом. Изрешеченный пулями, тот истекал паром и темным машинным маслом, выливавшимся сквозь многочисленные дыры в его черных боках, оставленные немецким самолетом. Попросив Реку подождать, Маус взял камень и принялся скрести им по черной краске.
От Ваддензее их отделяла лишь дамба. Она высилась у них за спиной, единственный участок сухой земли рядом с железнодорожной насыпью без рельсов, которая тянулась в двадцати метрах левее. А позади дамбы, этой странной возвышенности посреди плоского польдера, лежал океан. Она узнала его по запаху, характерному для отлива, в котором смешались запахи влажного песка, рыбы и соли.
Река лежала почти вплотную к Леонарду. Интересно, слышно ли ему, как сильно бьется ее сердце. В одной руке у нее был револьвер, другой она сжимала руку Леонарда.
Теперь ей было понятно: он солгал ей тогда в купе, когда сказал, что не любит ее. Потому что иначе зачем он накрыл ее своим телом, зачем вжал в гравий насыпи? Теперь она знала ответ.
— Гангстер, — прошептал в темноте мужской голос, и рядом с ними на землю опустился Каген. Река еще сильнее сжала револьвер.
— Какие новости? — поинтересовался Леонард.
— Лодки пришли. Даже не верится, но они пришли, — произнес Каген, уже чуть громче. Сердце Реки пару раз с силой стукнуло о грудную клетку. Нет. Конечно, она ожидала, что Бурсма сдержит свое слово. Леонард неплохо ему заплатил и обещал дать еще. Но услышать, что по ту сторону дамбы их на самом деле ждут рыбацкие лодки — это совсем другое дело.
— Посадка уже началась?
— Еще нет. Но все собрались на берегу, рядом с рыбзаводом. Все идет отлично. Там даже сохранилась пристань. С пристани лодки заберут их как рыбный улов, — произнес Каген, но затем на мгновенье умолк. — Впрочем, есть одна проблема. Лодок всего три.
— Три? — не поверила собственным ушам Река. Даже если учесть, что половина народа из отцепленных вагонов осталась в Эйтхейзене, она с трудом представляла себе, как можно набить оставшихся лишь в три лодки.