– Ты странная…
Сказал Ярославский смотря прямо в глаза Марии, что лежала на его руке абсолютно голая, прикрываться грязным одеялом не хотел ни он, ни она. Проститутка улыбнулась, погладила Дмитрия по руке и коротко сказала:
– Это некая помощь для меня, успокоительное даже…сама не могу толком объяснить, тебе хоть понравилось.
– Ещё бы, но мы от темы ушли…я ушел точнее.
– Опять про убийство, может ты…может, не будешь этого делать?
– Уже поздно идти назад, как бы сказал сумасшедший проповедник на входе, я уже грешен, больше и меньше, мне без разницы.
– Виссарион то…да, он как скажет, оторопь берет сначала, а потом смеешься с него, сумасшедший же.
Ярославский кивнул и погрузился в мысли. Мария же придвинулась ближе к нему, обвила руками и положила свою голову ему на грудь. Рыжая ещё тяжело дышала после показа знаний любви, но все же дыхание её с каждой секундой становилось ровнее. Ярославский же пришел в себя чуть быстрее и в голове его одновременно со всем произошедшим в эти полчаса мелькали образы, попеременно: Тело гражданина н, милое личико его мертвой жены, не менее милое лицо проститутки Марии, что он видел перед собой и в жизни и в мыслях, а после странная темнота, застилающая словно бы все закутки его мыслей, словно он был в комнате, в которой выключили свет, образы ушли, и осталась лишь одна тьма, в его души и в мыслях. Он снова вспомнил слова Виссариона, что все мы грешны, что грядет конец, и бог ещё накажет и заберет свое, то бишь наши черные от греховности души. Вспомнил, как пытался оправдаться, идя в толпе счастливых людей, как пытался самому себе вбить в голову, что не он один оступился, что оступились все. Конечно, такие идеи выглядят наивно и глупо, когда возле него лежит красивая проститутка, но все равно мысли эти, то и дело всплывают перед глазами, в этой темной комнате, где-то в глубине сознания Ярославского.
– Каким образом ты попала сюда?
Мария слегка приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Ярославского, прикусив губу она тяжко вздохнула, медленно потянулась и снова рухнув на грязную кровать, вяло проговорила:
– В лет..18 наверно, может чуть раньше, я здесь два года уже, но точно не помню.
– Почему?
– Не знаю, может, решила забыть о этих событиях, я как сорняк была, после смерти матери, совсем худая и вечно голодная бродила по улице. А потом…потом прибыла сюда, меня встретила Надежда и смогла мне помочь.
– Это ведь не помощь…а фактически рабство, разве тебе не мерзко от этого?
– Мне некогда думать о подобном, для меня это работа и способ существовать, уроды есть везде и не только тут, так что…нечем не отличается эта работа от другой, сам то ты где работаешь?
– В издательстве, книги выпускаем, да газеты печатаем.
– Вот, словно у тебя там рай на земле. Я не хочу уже отсюда уходить, а я ведь могу!
– Мне кажется, что нет, ты не можешь. Просто так отсюда не уйти, билет то имеется?
– Пачпорт? Он у Надежды пока, на все рабочее время. Она мне его потом отдает, я иду к господам полицейским, а дальше думаю, ты знаешь.
– Да…ты странная, я тебе это уже говорил?
Рыжая кивнула, ещё раз потянулась и начала подниматься с кровати, Ярославский повторил за ней и вместе они начали искать одежду, что разбросали по всей комнатушке, благо это темная, вонючая и грязная комната была не настолько большой, чтобы не найти в ней свои вещи.
Глава 3
Оправив свою рубашку и закатав рукава Ярославский посмотрел на свое отражение в слегка покосившемся, заляпанном со всех сторон зеркале. На него смотрел заросший мужчина 30 лет, его дикие глаза, загнанного в угол зверя, словно бы горели в темноте этой комнаты. Он усмехнулся собственному отражению, а после подошел к своему пальто, что лежало на столике, поднял его, отряхнул с пальто непонятные комки пыли, что напали на него за эти полчаса. Мария, уже одетая в свое платье сидела на кровати и смотрела на Ярославского, последний нарушил неожиданную тишину их комнаты, задав наиболее резонный и правильный вопрос, который вертелся на его языке уже долгое время:
– Ты поможешь мне Мария?
– Каким образом?
– Ты примешь Кодзинского, судья вряд ли пойдет к тебе, ты слишком возрастная для него.
– Да? Нечего себе
– Ты понимаешь про что я. Примешь Кодзинского, сообщишь об этом мне. Двери же не закрывают другие клиенты?