Мой постоянный кошмарный сон теперь несколько видоизменился. Я находился в той же темной длинной комнате, один угол которой был освещен. Я долго ждал, что из этого угла кто-нибудь появится. Но теперь я уже знал, что у меня в кармане находится нож. Я пытался вытащить его и звал кого-то. Но нож выскальзывал у меня из рук, и я сам не мог разобрать слов, которые кричал.
На следующий день я заполнил открытки, которые мне дал Меркле, и разослал их в банки. Когда я вернулся с почты, Бианка спросила меня:
— Ты вчера вечером что-то делал в мастерской или мне это показалось?
Я подтвердил, что я вчера действительно был в мастерской, но в дальнейшие объяснения я не стал пускаться, хотя Бианка этого и ждала. Через некоторое время она опять спросила:
— Я могу чем-нибудь помочь тебе?
Я заверил ее, что мне не нужна помощь. Она уже и так достаточно помогла мне.
Когда она пошла наверх, чтобы приготовить обед, я отправился в мастерскую и включил точильный станок. Мне нужно было срочно наточить лезвие купленного вчера ножа. Я наточил его с обеих сторон, и он стал острым как бритва. Держа нож в руках, я почувствовал, что он легок и удобен. Я завернул его в кусок толстой оберточной бумаги: так я мог носить его до тех пор, пока не сделаю для него ножны.
Честно говоря, не знаю почему, но нож придал мне чувство уверенности. Конечно, револьвер был бы надежнее, но я не знал, где его взять.
Я все время продолжал расспрашивать Бианку о Розмари. Эти беседы длились обычно довольно долго, хотя Бианка уже очень хорошо научилась понимать мой язык жестов и читать по губам. Я пытался выяснить у Бианки те места, где бывала раньше Розмари и где можно ее сейчас встретить.
— Обычно манекенщицы встречаются в одних и тех же кафе, которые любят. Но Розмари никогда не любила ночные кафе. — Она вдруг замолчала, а потом спросила:
— А почему тебя так интересует Розмари? Сначала ты интересовался ее прежним адресом, а теперь ты хочешь знать, где она бывает.
Я написал на своей досочке: меня мучает совесть, потому что она уехала из-за меня. Я бы хотел извиниться перед ней, если она на меня сердится.
— Не волнуйся, — сказала Бианка. — Даже если она сердится, то скоро забудет об этом. Почему ты сам не можешь забыть об этом?
Я продолжал расспрашивать Бианку, не отвечая на ее вопрос. Она отвечала очень неохотно.
— Розмари любит дорогие элегантные рестораны, — сказал Бианка. — После ужина она обычно оставалась пить кофе или ликер со своими знакомыми. Но домой всегда приходила вовремя. Театры и артисты ее не очень интересовали.
В какой отель она особенно любила ходить? — написал я.
— Я думаю, в Актон Плаца. Да, ресторан в этом отеле она действительно очень любила. Вообще-то, там довольно старомодный ресторан, но хороший и солидный. Розмари ходила туда с удовольствием даже по воскресеньям.
Название ресторана мне ни о чем не говорило, как ни пытался я вспомнить хоть что-нибудь. Я решил попробовать отыскать Розмари в Актон Плаца.
16
Около десяти часов утра Бурровс почувствовал усталость. Обычно в это время после ночной смены он уже был дома и спал.
Город уже проснулся. Грузовики мчались, грохоча по узким улочкам нижнего Манхэттена, по главным улицам мчались такси и автобусы. Сотрудники полицейского участка сновали по коридорам здания туда-сюда.
Бурровс пошел завтракать в небольшое кафе, которое находилось недалеко от полицейского участка. После завтрака он опять засел за отчеты. Ожидая звонка Йенсена, он прочел о грабеже квартиры, из которой была украдена портативная пишущая машинка и радиоприемник, о пешеходе, сбитом мотоциклистом и об изнасиловании недалеко от Бовери.
Зазвонил телефон. Бурровс снял трубку. Это был Йенсен.
— Мы получили только что из Вашингтона данные о личности убитого, — сказал Йенсен.
— Из ФБР?
— Да, но данные эти переданы из армейской регистратуры.
— Как фамилия убитого?
— Виктор Пацифик.
— Пацифик? — спросил Бурровс. — Это имя кажется мне знакомым. — А еще что-нибудь вам удалось узнать о нем?
— Ничего, кроме его старого адреса, — ответил Йенсен. — Вот-вот должны прийти остальные данные.
— Где он жил?
— На Тридцать третьей улице, прямо посередине Ист-Ривер.