20
— Цвет глаз совпадает, — сказал Бурровс. — Глаза у него были голубые.
— Да, — сказал Йенсен. — Вес, очевидно, совпадает тоже.
— Тогда он весил сто шестьдесят фунтов. — Бурровс посмотрел в свои записи. А Горман утверждает, что этот человек весил сто восемьдесят пять фунтов.
— Разница не очень велика. Он мог поправиться за эти годы. Многие люди, правда, не полнеют. Но ведь двадцать пять фунтов можно легко набрать, если есть немного больше обычного и вести более спокойную жизнь.
— Но убитый не выглядел полным, — заметил Бурровс. — Если раньше он весил сто шестьдесят фунтов, то теперь, при весе сто восемьдесят пять фунтов, он должен был бы выглядеть довольно толстым.
— Но тогда Пацифику было двадцать два года, — заметил Йенсен. — Война, регулярное питание и тяжелая работа сделали его сильным, так что он мог поправиться на двадцать пять фунтов без того, чтобы сильно пополнеть.
Бурровс встал, подошел к окну, выглянул на улицу и опять сел.
— Проклятье, — сказал он нетерпеливо. — Когда же Горман сдаст наконец свой отчет? Вы можете думать, что хотите, но лично я уверен, что мы имеем дело с двумя разными людьми.
21
В ту же ночь я уехал от Бианки. Розмари Мартин была мертва, и это было более чем достаточной причиной для того, чтобы уехать от Бианки как можно скорее.
Розмари Мартин, Меркле, Сантини, доктор Минор — все эти люди были мне абсолютно безразличны. Но когда я прощался с Бианкой, я почувствовал, что она как-то совершенно незаметно вошла в мою жизнь. Меня восхищали ее благородство и великодушие. И мне было очень грустно расставаться с ней.
Но что я мог дать ей? У меня не было настоящего, потому что у меня не было прошлого. Я не мог ей этого объяснить. Но она прочитала все это в моих глазах.
Когда я сказал ей, что уезжаю, она заплакала.
— Вик, — сказала она нежно. — Что ты будешь делать? Куда ты едешь? Тот, кто пытался убить тебя, ведь обязательно попытается это сделать снова.
Я написал ей, что мои неизвестные уже давно могли бы сделать это, но они же не сделали этого до сих пор. Очевидно, я нужен им пока еще живой. Я помедлил немного, а потом все-таки объяснил ей, почему так срочно уезжаю. Я рассказал ей о том, что случилось с Розмари.
К тебе обязательно придет полиция и будут расспрашивать обо мне. Будет лучше для тебя, если меня в это время уже не будет здесь, — написал я.
Она очень испугалась и снова заплакала.
— Бедная Розмари, — всхлипнула она и, вытерев слезы, сказала:
— Я уверена, что ее убили. Не может быть, чтобы она покончила жизнь самоубийством.
Я тоже был уверен в этом, но промолчал. Бианка повторила:
— Я уверена, что ее убили.
Вдруг в ее глазах мелькнула тень сомнения. Я понял, что она подозревает меня в убийстве Розмари. Но она быстро прогнала эту мысль и сказала:
— Очевидно, Розмари знала что-то, что ты забыл. Она же ведь знала тебя раньше.
Я кивнул. Это было совершенно очевидно, и не было смысла продолжать скрывать это от Бианки.
Я поднялся в свою комнату и быстро сложил свои нехитрые пожитки в чемодан, который мне одолжила Бианка. Я уже собрался уходить, и тут она спросила неожиданно:
— А почему ты уходишь именно сейчас? Ведь тебе все равно не удастся скрыться от своих врагов. Мне кажется, что здесь ты в такой же безопасности, как в любом другом месте.
Я еще раз объяснил ей, что у нее будут сложности с полицией, как только обнаружат труп Розмари. А если теперь придет полиция и спросит обо мне, то она может сказать, что я уехал, и она не знает куда.
Это было бы правдой, потому что я действительно не имел представления о том, куда мне направиться.
Перед уходом я попросил ее о последней любезности. Я не хотел, чтобы полиция знала о том, что я был знаком с Розмари раньше и что я был у нее в отеле. Ей не нужно лгать, она и не умела этого делать. Она просто не должна рассказывать об этом, Если ее не спросят. Полиция, конечно, будет искать меня, но, думаю, не слишком усердно, если у нее не возникнут особые подозрения на мой счет.
Я взял чемодан и пошел к двери. Бианка крикнула мне вслед:
— Вик, ты можешь всегда рассчитывать на меня, если тебе понадобится помощь.
Я благодарно кивнул. На мгновение меня охватило какое-то совершенно незнакомое мне чувство. Но я моментально взял себя в руки и вышел, не оглядываясь.