Я пристально посмотрел на него. Под маской безразличия я совершенно отчетливо увидел угрозу и явную неприязнь ко мне. Было очевидно, что он что-то обо мне знает и чего-то ожидает, но я не знал чего. Он посмотрел мне в глаза. На этот раз в его взгляде не было ненависти и ярости, как при нашей первой встрече в больнице. Его взгляд был холоден, спокоен и исполнен уверенности в чем-то.
Он медленно встал, убрал конверт назад в карман и потушил сигарету.
— Уверяю вас, это захватывающее чтение, — произнес Сантини и вышел.
Взяв четыре тома «Второй мировой войны в африканской пустыне» с собой, я вышел из офиса и направился к Боцеллу. Он был у себя. Я спросил его, знает ли он кого-нибудь, кто хоть каким-то образом связан с Африкой, в частности с Саудовской Аравией.
Боцелл назвал мне имя адвоката, который когда-то вел дело Максвелла Клаузена, корреспондента одной из нью-йоркских газет, занимавшегося проблемами Африки. Я попросил Боцелла устроить мне встречу с Клаузеном, Боцелл обещал попробовать. Я дал ему свой телефон и заплатил очередной небольшой гонорар.
— Как только я что-нибудь узнаю, я сообщу вам, — сказал Боцелл.
30
— Я узнал кое-что новое о тысячедолларовой банкноте, — сказал Йенсен и положил трубку. — Эта банкнота зарегистрирована в Федеральном Банке Нью-Йорка.
— Пацифик получил банкноту в этом банке?
— Нет, у него там нет счета и это имя там никому неизвестно.
Бурровс задумался.
— Может быть, Пацифик хотел уехать из Нью-Йорка и у него была с собой всего тысяча долларов. Не желая носить с собой мелкие купюры, он мог просто-напросто обменять их на одну банкноту.
— В принципе это возможно, но здесь есть одно «но».
— То есть?
— Почему он носил банкноту не в бумажнике или в пиджаке? Ведь, нося ее в ботинке, он мог очень быстро истрепать ее.
Бурровс кивнул согласно.
— Да, действительно. Возможно, он не собирался долго носить эти деньги при себе. Он ведь мог спрятать их туда всего на один-два часа. Но зачем надо было прятать их в ботинок?
— Вполне возможно, он хотел встретиться с кем-нибудь, кого он боялся, поэтому спрятал деньги на всякий случай в ботинок.
— Может быть и так, — сказал Бурровс.
— Но мы не знаем, получил Пацифик эту банкноту в банке или где-нибудь еще.
— Как бы там ни было, — сказал Бурровс, — а тысяча долларов была у него с собой.
31
В этот день я остался вечером дома и стал изучать книги генерала Генри. Долгие описания боевых действий Роммеля не навели меня ни на какие мысли. Я не нашел в них никаких зацепок. Но когда описание успехов Роммеля закончилось и началось отступление его корпуса, я стал читать книгу с все более возрастающим интересом. Я тщательно изучал карты военных действий. Географические названия мест, где армия Роммеля терпела поражения, вызвали у меня какие-то неопределенные ассоциации.
Поздно вечером я выкурил еще одну сигарету с марихуаной и заснул. Под утро мне приснился опять тот же давний кошмар. Опять мне снилась длинная комната с одним освещенным углом, и движение бесформенных теней в темноте, и долгое ожидание неизвестно чего. Но теперь мне казалось, что тени приближаются к источнику света и я почти могу различить их. В этот момент я услышал какой-то голос. Голос, который должен был разорвать пелену ужаса и рассказать мне, наконец, правду. Эта сцена, казалось, существовала в другом измерении, вне времени и пространства. Полумрак, беззвучные движения теней и ожидание: долгая, долгая секунда ожидания, секунда длиною в жизнь, самая долгая секунда в моей жизни.
Утром меня разбудил телефонный звонок. Звонил Боцелл. Он договорился с Максвеллом Клаузеном о встрече.
— Клаузен будет ждать вас в Международном Пресс-клубе в полдень.
Международный Пресс-клуб находился на Тридцать шестой улице. Мы встретились с Максвеллом точно в назначенное время. Это был высокий сухопарый человек с густой седой шевелюрой. Очевидно, Боцелл описал ему меня очень подробно, потому что, как только я вошел в бар, он сам подошел ко мне и представился. Мы сели за столик и заказали напитки.