Крышка захлопнулась всё с тем же грохотом. Уилл услышал, как на ней со скрежетом задвигается щеколда.
- Кто завтра победит, тот за ним и вернётся, - сказал Диего капитану Ортандо. Уилл едва разбирал его голос, приглушённый толстыми деревянными досками.
- А если убьют нас обоих? - спросил тот. - Что тогда?
- Ну, тогда, значит, парню не повезло, - бросил Диего, и Уилл услышал их удаляющиеся шаги.
Уилл вздохнул и откинул голову на сено.
В погребе стоял такой кромешный мрак, что Уилл впервые сполна осознал смысл выражения "хоть глаз выколи" - в такой темноте глаза действительно были не нужны. Даже когда они привыкли к темноте, Уилл не смог понять, велик ли погреб и есть ли в нём хоть что-то, кроме гнилой соломы и какой-то рухляди, в которые Уилл упирался ногами. Можно было встать и проверить ощупью, но не хотелось. Всё равно ему не дотянуться до люка, а если бы и дотянулся - не хватит сил выбить щеколду. Он мог теперь только ждать, думать о Риверте и мысленно представлять себе их разговор, который, Уилл знал, обязательно состоится, когда всё это закончится. Уиллу столько всего хотелось ему сказать. Не только хорошего. Но и хорошего тоже. Он почувствовал странное спокойствие, граничащее с умиротворением - оно пришло, когда они были в той палатке втроём, Уилл, Альваро и Фернан Риверте, и Уилл, не открывая глаз, слабо улыбнулся в темноте этому странному воспоминанию. Он не вполне понимал, зачем Риверте это сделал, зачем спровоцировал их обоих - но в любом случае ничуть не жалел о случившемся. Это как будто помогло ему что-то понять, что-то важное, словно он долго и безуспешно собирал мозаику, путая формы и цвета, и вдруг в мешанине разбросанных перемешанных осколков увидел законченную картину, так ясно, как будто она всегда там была. Всегда была и только ждала того, кто всё поставит на место.
Уилл не знал, сколько прошло времени; он начал слегка дремать, радуясь, что в погребе по крайней мере не водятся крысы. Ему показалось, что он слышит сквозь сон какие-то звуки, и он напрягся, пытаясь понять, приближаются ли они или, может быть, только мерещатся ему. Но шум становился ближе. Уилл открыл глаза, хоть в темноте это и не имело смысла, и сел, напряжённо вслушиваясь в невнятный гул, теперь отчётливо доносившийся сверху. Голоса? Да, совершенно точно голоса. И ещё возня, какая бывает только во время драки - стука не было, звуки были приглушёнными, значит, дрались снаружи, посреди поляны, на траве. Уилл вскочил на ноги, ожидая, что возня вот-вот сменится топотом ног по доскам пола. Но вместо этого она утихла. А потом раздались шаги наверху - тяжёлые, словно человек потратил немало сил, добираясь до этого места.
Неужели всё уже кончено? Неужели Уилл всё проспал? И кто за ним пришёл - Ортандо или...
Стукнула щеколда, люк откинулся в сторону. Уилл зажмурился от ударившего в глаза света, и не сразу заметил раскрытую пятерню, протянутую ему сквозь отверстие в полу:
- Вылезайте живей, сир Норан. Время не ждёт.
Уилл вцепился в ладонь капитана Ортандо и через несколько мгновений оказался наверху.
Он уже хотел спросить об исходе битвы, и тут же понял, что в этом нет смысла. Вокруг дома стояли сумерки, но это были сумерки предрассветные - они рассеивались, а не сгущались, и над деревьями пробивалась зыбкая лента розовой зари. Уилл просидел в погребе всю ночь, и перед рассветом Риверте послал за ним своего человека, нарушив договорённость с Альваро. Не то чтобы Уилл был существенно против такого поворота, но всё же какие-то объяснения получить ему хотелось.
И он получил их, когда они вышли из дома, и Уилл увидел ещё троих людей Риверте, стоящих с опущенными окровавленными мечами среди порубленных тел сидэльских мятежников. У одного из убитых были рыжие волосы. Кажется, капитан Витте лишился одного из своих самых верных соратников.
- Зачем... - начал Уилл, указывая на тела. и Ортандо рявкнул, заставив его подскочить от неожиданности.
- Затем! Не задавайте идиотских вопросов! Ясно же было, что вы не останетесь в этой дыре до окончания битвы. Граф Риверте отправил меня вас забрать и предупредил, чтобы я поспешил, потому что капитан Витте наверняка сделал то же самое. Я вернулся с ребятами через час после того, как Диего Нерино запихнул вас в этот чёртов погреб, и мы просидели в засаде всю ночь, дожидаясь этих молодчиков.
- В засаде? Но я...
- Не хотелось, чтобы они перехватили нас потом по дороге, - пояснил Ортандо и смерил Уилла уничтожающим взглядом. - Я предпочитаю драться с этими мразями, пока вы сидите под замком в безопасности, а не скачете рядом да ещё вопите, чтоб вам дали меч.
Уилл слегка покраснел, хотел возразить - и понял, что нечего. Ортандо неплохо знал его, и знал, как Уилл обычно реагирует на просьбы сидеть тихо и поберечь себя.
Он вскочил в седло, чувствуя лихорадочное возбуждение. Они выехали на дорогу, и Уилл спросил:
- Капитан, бой уже начался? Какие у нас шансы?
- А то вы не знаете, какие. Хреновые. Двое на одного. Едем, там нынче каждый человек на счету, - бросил Ортандо.
И они пришпорили коней.
Уилл помнил, что биться собирались на рассвете, и тревожно глядел на небо всё время, пока они мчались по лесной дороге между дубов и сосен, взметая пыль до небес. Когда впереди замаячили высокие стены Дизраэля, у Уилла оборвалось сердце. Лагерь графа Риверте был пуст. И исчезли все знамёна - ни одного не осталось.
Ортандо грязно выругался и круто завернул коня.
- Сир Норан! Граф приказал мне проводить вас на тот холм, где вы вчера трепались с этим сучим потрохом Витте. Вы можете раз в жизни поступить по уму и дать мне слово, что подниметесь сейчас на этот холм и смирно просидите там, пока всё не кончится?
- Капитан...
- Обещайте мне, чёрт вас дери! Пока не пообещаете, я не могу ехать, а я должен, они уже там!
Его потряхивало от возбуждения и нетерпения, и Уилл, не смея больше испытывать капитана, торопливо кивнул.
- Да, конечно. Даю вам слово.
Ортандо метнул в него ещё один пронзительный взгляд, потом свистнул своим людям - и они унеслись вперёд в клубах серой пыли.
Уилл остался в пустом лагере совершенно один.
Он судорожно всмотрелся вперёд, но ничего не увидел: равнину заволокло туманом, и кругом стояла мертвенная тишь. Уилл обернулся на городские стены, возвышающиеся слева могучей серой громадой. До них был полёт стрелы, и защитники Дизраэля, упрямо державшие оборону, не могли вмешаться в битву, в которой решалась судьба и их города, и всей Сидэльи. Уиллу, похоже, уготована точно такая же роль бессильного наблюдателя. Мелькнула мысль пойти знакомым путём и ослушаться приказа, но Уилл отогнал её, удивляясь и досадуя на то, сколько в ней было ребячества. Пора взглянуть жестокой правде в лицо: из Уилла Норана никогда не вышло бы сносного воина, и в любом сражении он был лишь обузой, бесцельно крутящейся под ногами, причиняющей куда больше вреда, чем пользы. Оглядевшись в последний раз, Уилл тронул пятками бока коня, направляя его к холму, у подножия которого стоял лагерь. В это время дня, перед рассветом, склоны холма обычно заливало солнце, но сейчас их накрыла густая тень сумерек и тумана. Уилл спешился у подножия холма, пожалев копыта лошади, стреножил её и пешком взобрался на вершину, туда, где вчера стоял шатёр, в котором велись переговоры, а сегодня осталась только покрытая жухлой травой макушка холма с проплешиной от костра.
Уилл встал на самую высокую точку холма и повернулся лицом к равнине.
С этого места открывался наилучший обзор. Риверте оказал ему услугу, отправив именно туда - он знал, конечно, что совсем остаться в стороне Уилл не сможет, стоило бы уж тогда и правда оставить его в погребе до конца битвы. Уилл лёг на живот, зарываясь в траву и надеясь, что не успел привлечь к себе лишнего внимания. Вряд ли сейчас кому-то было до него дело, но не стоило рисковать.