Равнина была поделена на три неравные части. Две из них образовывали люди, третья, самая большая, разделяла этих людей. Уилл непонимающе нахмурился, разглядывая войска двух армий, проводивших рекогносцировку перед боем - он не понял, как вышло, что они поменялись местами... и через миг его ударило ужасающим пониманием, что никто ничем не менялся. Просто армия, шедшая со стороны холмов, армия мятежников Сидлэльи, была почти вдвое больше горстки людей, вышедших из лагеря вальенцев. Уилл привык думать об имперцах как о могучей силе, ведь, в конце концов, они взяли все города, которыми прошли по пути сюда. Но только теперь, видя их почти что с высоты птичьего полёта, Уилл понял, чего это стоило. Армия Риверте была потрёпана, измотана долгой кампанией и постоянным стычками с партизанами Альваро Витте. Уиллу подумалось, что Риверте наверняка сумеет использовать это, чтобы поднять боевой дух солдат - смотрите, скажет он, война почти кончена, последний рывок, и все мы вернёмся домой. Вот только поможет ли это? Станет ли равнозначной заменой вдвое превосходящим силам противника и пяти пушкам, которые могли компенсировать численное превосходство? Уилл сомневался.
Но Риверте что-то задумал, он точно что-то задумал, иначе не согласился бы на всю эту авантюру. Он непременно должен победить.
Уилл, отчаянно жалея об отсутствии подзорной трубы, продолжал вглядываться в туманный морок. Масса людей слева от него, там, где остался лагерь, зашевелилась. Следом за ней пришла в движение и другая, почти вдвое большая. С разделявшего их расстояния до Уилла почти не долетало звуков, и тем чудовищнее выглядело начало движения, сопровождаемое этой зловещей тишиной. Два человеческих моря медленно задвигались, стекаясь по направлению друг к другу, словно они были разными полюсами магнита, и их влекла некая неодолимая, беспощадная сила. Передняя сторона вальенской армии стала вытягиваться в клин: это выстраивалась вальенская конница, собираясь смести авангард сидэльской пехоты. Армия мятежников строй не меняла - они стояли сплошной стеной, прочти такие же мощные и неприступные, как стены непокорённого Дизраэля. Тем временем клин вальенской конницы становился всё тоньше, всё уже, напоминая теперь стремительно растущее копьё, направленное на врага. А потом плотину прорвало - медленное течение стало бурным потоком, и клин кавалерии врезался в сомкнутые ряды мятежников, ломая их ровный строй.
И вот тогда Уилл услышал. Не голоса, нет, и не отдельные крики - долина наполнилась мерным гулом, страшным, словно рёв великана, проснувшегося глубоко под землёй. Уилл всем телом ощутил вибрацию земли, на которой лежал - топот тысяч копыт отдавался на много лиг от поля битвы, проникая в каждое живое существо, каждую травинку и каждую каплю росы. Конница Риверте смяла мятежников, но они быстро восстановили боевой порядок, и ровный клин раскололся, словно копьё сломалось надвое. Уилл видел крошечные фигурки людей и коней, падавших и умиравших там внизу, в тумане, и какой-то частью себя радовался, что не может разглядеть среди них Риверте. Его белоснежного коня, кажется, не было в общей свалке, но это ничего не значило - поднявшаяся пыль и туман не позволяли толком ничего разглядеть. Масса со стороны лагеря вновь зашевелилась - пошла первая волна имперской пехоты. Уилл следил за сражением, впившись взглядом в долину, судорожно глядя то в самую гущу битвы, то на тылы, пытаясь определить, сколько сил уже успели бросить в бой мятежники и сколько - вальенцы, и много ли резервов осталось у каждой стороны.
Уилл очень быстро понял, что исход битвы предрешён. Он был предрешён ещё вчера, и Альваро прекрасно понимал это, выдвигая Риверте ультиматум. Он знал, что граф ни за что не примет его вызов в открытом поле в столь невыгодных для себя условиях. И нашёл способ заставить его принять этот вызов. Уилл почти безотчётно укусил себя за кулак, так сильно, что во рту остался металлический привкус крови. Нет смысла себя винить. Это было решение Риверте. Он сделал то, что считал правильным, и даже если бы Уилл валялся у него в ногах, не изменил бы решения. Он сделал это не для Уилла. Или во всяком случае, не для него одного.
После первого получаса битвы преимущество мятежников стало очевидным. Они побеждали, долину усеяли трупы, поверженные знамёна, раненые и умирающие. И хотя среди них оказалось поровну мятежников и имперцев, сидэльцев изначально было больше, а лишившись конницы, Риверте потерял своё единственное явное преимущество. Уилл с болезненно бьющимся сердцем смотрел, как редеет внизу толпа, как понемногу стихает схватка. Там ещё дрались, но это был уже не тот отчаянный бой, что в самом начале - победители добивали побеждённых. Ещё полчаса, самое большее - час, и всё будет кончено.
Вальенские воины, люди Фернана Риверте, повернулись и побежали.
Уилл смотрел на это, не веря своим глазам. Люди графа Риверте не бегут никогда - они тактически отступают, организованно и неспешно, если есть такая необходимость, но куда чаще идут напролом и берут то, за чем пришли. Но то, что развернулось сейчас перед неверящим взглядом Уилла - это было не отступление, это было паническое бегство. Люди бросали оружие и опрометью неслись прочь, а за ними с победными воплями мчались сидэльцы, чтобы добить почти окончательно поверженного врага. Это было осуществлением самого худшего кошмара для любого из вальенских воинов, и значить могло лишь одно: их полководец мёртв. Граф Риверте, блистательный Фернан Риверте, не знавший себе равных ни на войне, ни в дипломатии, ни в любви - погиб. Погиб от руки своего бывшего пажа, по вине своего бестолкового хроникёра и ещё более бестолкового любовника. Уилл понял, что кричит - не услышал, а почувствовал, как огнём ошпарило горло. И тотчас замолк, сорвав голос в этом истошном крике, который некому было услышать.
И в это мгновение, - самое худшее мгновение в его жизни, - он вдруг заметил.
Вальенцы бежали, да... но вовсе не хаотично. При паническом бегстве уже не до того, чтобы сохранять строй - солдаты бросаются кто куда, бегут по трупам своих товарищей кто в лес, кто на дорогу, лишь бы уйти от вражеского меча, лишь бы спастись. Армия Риверте бежала к стенам Дизраэля. Для тех, кто находился на поле боя, это было совсем незаметно в общем хаосе, но Уилл наблюдал сверху и мог видеть, как горстка уцелевших вальенцев пересекает поле битвы ровно по диагонали, срезая дорогу и кратчайшим путём двигаясь к крепостному валу у города. Уилл подумал, что они надеются укрыться во рву - что было просто глупо, их просто утопят там, как котят... И только тогда, когда для сидэльцев стало поздно, он понял - раньше, чем, наверное, понял кто-либо из них.
Этим паническим, неизбежным, так превосходно срежиссированным бегством Риверте заманивал мятежников к крепостным стенам.
Вальенцы добежали до вала, перебрались через него и попрыгали в ров. И в тот же миг на примчавшихся за ними следом сидэльцев со стен Дизраэля обрушилась туча арбалетных стрел.
Уилл опять закричал, на сей раз от изумления и восторга. Но как же... как он это сделал?! Ведь Дизраэль - на стороне мятежников! Судорожно всматриваясь, Уилл понял, что стреляют только с одной стороны стены, точнее, с одной башни - там вряд ли поместилось больше пятидесяти человек. Но и этого оказалось довольно, чтобы внести смятение в ряды сидэльцв, уже полностью уверившихся в победе, и в запале кровавого азарта в полном составе прибежавших под стены. Вот что задумал Риверте - даже в таких обстоятельствах он нашёл способ ошарашить противника, внести в его ряды сумятицу и панику. Стрелы с южной городской башни сыпались ливнем, и вскоре среди них замелькали огоньки - нежданные союзники Риверте поджигали стрелы, пуская их в заметавшееся войско мятежников.
Из-за холма вылетел новый отряд. Уилл сразу узнал кроваво-красные попоны с жёлтыми звёздами - отборный отряд Риверте, который он всегда держал в резерве и выпускал только в самых критических ситуациях. Уилл думал, что такая ситуация давно настала - и мятежники, видимо, тоже. Отряд был не слишком велик, он насчитывал всего двести солдат, тогда как мятежников уцелело не меньше тысячи - но эффект внезапности, которого так добивался Риверте, наконец-то взял своё. Отборный отряд вальенцев налетел на мятежников, мечущихся под градом огненным стрел, и смёл их в ров, где их хватали и резали, как свиней, попрыгавшие туда ранее мнимые беглецы. Промедление в такой ситуации равнялось поражению, и Риверте не стал медлить - меньше чем за четверть часа всё было кончено.