Уилл не мог больше ждать. Он вскочил и опрометью бросился вниз по холму.
Долина воняла кровью, потом и смертью. Кричали люди, страшно ржали раненые лошади, кто-то стонал, проклинал, звал мать и Бога. Уилл пробежал через всё поле - какое же оно большое, и как много людей тут сегодня умерло из-за него, - быстрее, быстрее, туда, где ещё шевелилось месиво плоти, где победившие добивали проигравших, а те, кто ещё могли бежать, пытались это сделать. Армия мятежников Сидэльи, объединённая армия баронов Маркезини и Сабатела под командованием капитана Альваро Витте, была разбита. Он вальенской армии тоже почти ничего не осталось, но такова война. Господи, подумал Уилл, война - вот такая. И это его жизнь. И я либо люблю его таким, либо нет.
Он увидел наконец белого коня и его всадника, и чуть не заплакал от облегчения. Риверте сам повёл в бой свою отборную часть, и добивал теперь врага вместе со всеми. Когда Уилл пробрался к нему, Риверте уже опустил меч и оглядывал поле битвы напряжённым, странно отсутствующим взглядом. Он был весь в крови, но держался в седле совершенно ровно и даже не выглядел уставшим.
- Уильям! - крикнул он, заметив Уилла и не выказав ни малейшего удивления. - Сюда, быстрее!
Уилл в миг оказался возле него и ухватил его коня за стремя. Риверте сгрёб его одной рукой, как щенка, и усадил в седло перед собой. Потом выхватил арбалет у одного из пробегавших мимо солдат и сунул Уиллу в руки.
- Я подумал, может, вы захотите сами, - сказал он, когда Уилл непонимающе обернулся к нему.
А потом указал вперёд, и тогда Уилл увидел - маленькую, стремительно удаляющуюся фигурку на рыжем коне, уже почти скрытую пеленой тумана.
- Быстрее, Уилл, - поторопил Риверте. - А то он уйдёт. Только не говори, что ты только этого и хочешь.
Уилл сглотнул в горле ком. Фигурка удалялась с каждой секундой, но приклад арбалета в его руках стал вдруг таким тяжёлым... Уилл неловко поднял его, упёр в плечо, наклонил голову, щурясь и пытаясь прицелиться. Арбалет ходил вверх-вниз, всё плясало перед газами. Я не хочу, подумал он. Да, вот такое я малодушное ничтожество. Он убегает, бросил свою армию и бежит, он всех предал, он меня предал, а я... не хочу и всё.
Риверте издал протяжный раздражённый вздох у Уилла надо головой и выдернул арбалет у него из рук.
- Дайте сюда! Вы что, успели с утра напиться? Ещё промахнётесь.
Он бросил свой меч, легко вскинул к плечу арбалет и спустил курок.
Рыжая лошадь упала вместе со всадником.
- Ортандо! - крикнул Риверте, бросая арбалет ловко поймавшему его стрелку.
Ортандо подъехал к ним - неутомимый, бесстрашный и чертовски живучий. Риверте указал подбородком вперёд.
- Пошлите людей, чтобы взяли его, пока он не заполз в какую-нибудь канаву. По-хорошему, ему там самое место, но мне и так предстоят неприятные объяснения с его императорским величеством. Привезу хоть подарок, задобрю.
- Но ведь... - Уилл, вцепившись обеими руками в его предплечье, резко обернулся, пытаясь заглянуть Риверте в лицо. - Вы же его...
- Что - вы же его? Лошадь, Уильям. Я убил лошадь. Ну что, вы достаточно налюбовались на эту живописную битву? Можем ехать домой?
Да, подумал Уилл. Можем. Теперь мы можем.
Дизраэль был прекрасен. Уилл перевидал немало больших и величественных городов и большинство из них ему не понравилось. В глубине души он был безнадежным провинциалом, типичным деревенским жителем - мирный пасторальный пейзаж цветущей долины у серебристой реки больше давал его уму и сердцу, чем самые выдающиеся шедевры гениальных зодчих. Несмотря ни на что, Уилл любил Бога, и то, что было создано им, больше, чем творения рук человеческих. В конечном итоге, Бог ведь создавал и людей, такими, каковы они есть - и, наверное, знал, что делал.
Но несмотря на это, Дизраэль его покорил. Не такой огромный, как Сиана, не такой пышный, как столицы Асмая и Рувана, не обладающий суровым налётом тысячелетней древности, как столица родного Хиллэса, Дизраэль отличался каким-то собственным, уникальным очарованием. Это был довольно юный город, насчитывавший едва три столетия - но он уже обрёл свой характер, отражавшийся в очень узких, запутанных улочках, многие из которых заканчивались тупичками, в которых здесь было принято разбивать цветники. С высоты последнего этажа самого высокого дома Дизраэль казался лабиринтом с короткими, причудливо изломанными ходами. Здесь легко было заблудиться, и здесь приятно было бы заблудиться, во всяком случае, в мирные времена - столица Сидэльи славилась спокойствием, здесь почти не совершалось неизбежных в большом городе ночных грабежей, чему способствовали маленькие разноцветные фонарики, обильно украшавшие дома. Ночью Дизраэль казался обителью светлячков. "Как тут красиво", - думал Уилл, глядя на город из окна и удивляясь своим мыслям. Кажется, никогда раньше он так не думал о городе.
Сейчас, правда, Дизраэль стал городом не только красивым, но и несчастным. Осада изнурила его жителей, стёрла с их лиц приветливые улыбки. Голод ещё не начался, и погибших было ненамного - во всяком случае, в пределах городских стен, - но дух защитников города был подорван, и за весь прошедший день Уилл не встретил ни одного улыбающегося лица. Впрочем, это вполне объяснимо - они боялись кары. Объявление об условиях, на которых Дизраэль раскрыл наконец ворота перед вальенцами после финальной битвы на поле перед городом, ещё не успели сделать, и люди в страхе смотрели на вражеских солдат, движущихся главной улицей, не зная, спасение или окончательную гибель принесет им такой поворот.
После того, как армия капитана Витте потерпела поражение, а его самого в цепях привели под городские стены, Дизраэль сдался. Временное правительство, поставленное мятежниками, не строило иллюзий и не видело смысла в дальнейшем сопротивлении. Правда, осталось неясным, кто были те люди, что открыли поддерживающий огонь с южной башни и тем самым решили исход боя, но Уилл полагал, что вскоре об этом узнает. Этим людям не в чем было себя упрекнуть: они положили конец войне, и глядя на измождённые, осунувшиеся лица горожан, на испуганных худых детей, жмущихся к материнским подолам, Уилл подумал, что конец войны - это всегда к лучшему, не важно, кто победил, а кто проиграл.
Весь следующий день горожане хоронили павших. Риверте, проявив определённый дипломатический такт, не стал расквартировывать свои уцелевшие войска в городе - они остались в лагере за стеной. В Дизраэль отправили только небольшой гарнизон, достаточный для поддержания порядка и демонстрации силы. Остальные же имперские воины вместе со своими недавними противниками подбирали раненых и предавали земле погибших. Изумительные улочки Дизраэля наполнились изувеченными людьми, между которых носились городские лекари. Город полнился вонью естественных нечистот и крови, но Уилл знал, что скоро этот запах развеется, его разнесёт над долиной порывистым осенним ветром, так, как разнесло клочковатый туман того кровавого утра. Сквозь тела павших прорастёт трава, и на будущий год на этом поле будут бегать и играть дети. Это жизнь, она жестока, и она возрождает саму себя, несмотря ни на что - таков её главный закон.
Был вечер, тяжёлое красно солнце уже коснулось вершины холма, с которого Уилл наблюдал за сражением. Это случилось всего лишь сегодня утром, но ему казалось, что с тех пор прошли годы. Он стоял у высокого стрельчатого окна в просторной спальне большого дома, принадлежавшего семейству Маркезини, представители которого нынче оказались в темнице под губернаторским замком. Сам губернатор - дальний родственник прежнего, убитого мятежниками, временно назначенный графом Риверте сидэльским наместником, - был чрезвычайно рад развитию событий. Он не успел вовремя выбраться из города, и всю осаду прятался у своей любовницы-белошвейки на чердаке, а когда вальенцы вошли в город, первым кинулся Риверте в ноги. Риверте терпеть не мог людей подобного толка, но на безрыбье выбирать не приходилось. Новоявленный наместник воцарился в губернаторском замке и торжественно вручил Риверте ключи от города. Сейчас они обсуждали планы действий на ближайшие дни - война окончилась, но Маркезини и Сабатела всё ещё оставались где-то там, и многое ещё предстояло сделать, пока в Сидэлье не настанет наконец покой. Уилл остался в доме, который предложили графу Риверте в качестве временной резиденции - остался и ждал, как всегда, как был, похоже, обречён ждать до конца своих дней.