Он ни с кем там не спал. Он не изменил Уиллу.
Но что же тогда получается...
- Уилл, - Риверте крепче сжал его плечи, чуть встряхнул, заставив Уилла поднять на него ошарашенный взгляд. - Послушай, пожалуйста, просто послушай меня. Мы никогда это не обсуждали, и видит Бог, я не устаю изумляться твоему такту и твоему бездонному терпению. Но раз мы всё-таки сейчас об этом говорим, я скажу. В первые годы я действительно продолжал вести прежний образ жизни. Привычки не меняются в одночасье. Но со временем это сошло на нет. Чем больше я сравнивал, тем яснее понимал, что по сравнению с тобой всё остальное теперь кажется скучным и пресным. А значит, бессмысленным. С тех пор, как я женился на Лусиане, у меня не было других любовников, кроме тебя и Рикардо. Да и с Рикардо в последние годы мы уже почти не шалим. У него... - Он осёкся, словно поняв, что слишком далеко зашёл. Уилл смотрел на него расширенными от изумления глазами. Риверте беззвучно вздохнул и продолжил: - Словом, последний раз я спал с женщиной, когда мы с Лусианой зачали наших детей. А из мужчин у меня уже много лет только ты. Даже когда я с Риккардо, это лишь дань старым узам, которые объединяют нас слишком крепко. Эти узы я разорвать не могу. Но никакими другими я ни с кем не связан. Не потому, что я щажу твои чувства - я никогда тебя не щадил и не ценил так, как ты заслуживаешь. Ты знаешь, я делаю только то, что хочу и считаю должным. И клянусь тебе, если бы я знал, что ты так думаешь обо мне, если бы подозревал, до чего для тебя это трудно на самом деле, я сказал бы тебе об этом давным-давно.
- Ты... ни с кем не спал в замке Калленте? - с трудом выговорил Уилл. То, что вывалил Риверте на него сейчас, слишком его ошеломило, и из всей бездны вопросов, вертящихся в голове, он сумел сформулировать только этот.
- Ни с кем. Только с тобой. И в этом замке, и в чёртовой прорве других замков нашей славной империи.
Уилл отшатнулся. Руки Риверте соскользнули с его плеч, и Риверте сделал безотчётный шаг вперёд, словно пытаясь продлить прикосновение. Но Уилл не хотел, чтобы Риверте его касался. Он... не мог.
- Я изменил тебе, - сказал он.
- Уилл. Не надо.
- Я изменил, и мне понравилось. Мне было хорошо с Альваро, и так приятно думать, что наконец я хоть в чём-то сравнялся с тобой. Что мне тоже может быть всё равно, что я тоже могу не думать о твоих чувствах так, как ты не думаешь о моих.
- Уилл...
- Я собирался уйти к нему! - закричал Уилл. - Считал его лучше тебя! Считал себя лучше тебя! И... и как же я себя ненавижу!
Он рванулся к двери - не мог, не хотел больше здесь находиться, не мог смотреть на него, не имел права ничего от него ожидать. Риверте поймал его в прыжке, сгрёб в охапку, сжал в железном кольце рук и держал, пока Уилл трепыхался, отбивался и только что не лягался, вырываясь изо всех сил. Риверте что-то говорил ему, но он не слушал, и прекратил бороться, только когда выбился из сил и понял, что Риверте всё равно не ослабит хватку.
- Тише, - услышал он наконец. - Угомонись же ты, ненормальный. Успокойся.
Уилл издал вздох, больше похожий на рыдание, в бешенстве врезал Риверте в плечо кулаком и уткнулся лицом ему в грудь.
- Ты должен был мне сказать, - прохрипел он. - Должен был.
- Да. Теперь я это знаю. Но не сказал, так что сам виноват. Всё.
Уилл сухо всхлипнул, опять попытался вырваться, но Риверте накрыл его затылок ладонью и сжал, мягко и неумолимо.
Прошло ещё какое-то время, прежде чем Уилл окончательно успокоился. И опомнился, обнаружив, что сидит на кровати, а руки Риверте его больше не удерживают. Он мог встать и уйти, но ноги перестали слушаться, и на тело навалилась свинцовая усталость - неизбежная спутница нервного срыва, разрядившего напряжение последних недель, таких мучительных для них обоих.
- Уилл, - сказал Риверте.
- Да, - отозвался он.
- Ты был прав.
- В чём?
Уилл поднял на Риверте покрасневшие глаза. Тот стоял в двух шагах от кровати, скрестив руки на груди и крепко сжав пальцами собственные предплечья. Это была столь откровенно защитная поза, что у Уилла оборвалось сердце. Он знал теперь, от кого - и от чего - Риверте пытается себя защитить.
- Не важно, что было и чего не было в замке Калленте, - сказал Риверте внешне очень спокойно. - Ты всё равно прав. Все эти десять лет ты видел от меня слишком много обид и слишком мало радостей. Но я не могу давать тебе больше, чем даю. Я не изменюсь, и ты это понимаешь. Поэтому ты и ушёл, и, может быть, тебе не стоило возвращаться.
- Фернан... - Уилл вскинулся, но Риверте остановил его резким движением головы.
- Дай мне закончить. Альваро Вителли - негодяй, но то, что тебе встретился именно он, это всего лишь обычное невезение. Мало кому везёт с первого раза. Ты ещё можешь найти кого-то, кто больше тебя заслуживает. И даст тебе всё, что ты хочешь.
- Ты меня прогоняешь? - прошептал Уилл. - Ты... меня не простишь?
Лицо Риверте исказилось болью. Уилл понял, что она всё время сидела в нём, эта тихая, подло грызущая боль, и чего ему стоило не дать ей прорваться наружу.
- При чём тут моё прощение, Уилл? Мне нечего тебе прощать. И я не хочу, чтобы ты уходил. Никогда не хотел. Я ничего... почти ничего на свете так не боялся.
Уилл вдруг вспомнил один из их дней в окрестностях замка Шалле, ясных солнечных дней. Раскидистые ветви ясеня, журчание реки, лучи света в изумрудной траве. И хриплый, чуть срывающийся голос: "Ты ведь не уйдёшь? Скажи, что никогда не уйдёшь. Обещай". Уилл обещал. И начисто забыл о своём обещании. Как и о том, что Фернан Риверте никогда ни о чём не просит. А если просит, значит, его жизнь зависит от этого.
- Если ты захочешь уйти, - продолжал Риверте, - я пойму. Необязательно навсегда, но ты можешь уехать на несколько лет, посмотреть мир, узнать его лучше... и тогда сам решишь, где твоё место. Я приму это. Мне придётся. Хотя это и будет чертовски... ну... нелегко...
- Хватит, - сказал Уилл, вставая. - Хватит, замолчи ты уже наконец.
- Вы так долго меня вызывали на этот словесный поединок, сир Норан, и вот теперь - замолчи? Я вас не по... м-м-м, - сказал Риверте, когда Уилл ухватил его за загривок и заткнул ему рот жадным, отчаянным поцелуем.
Риверте стоял неподвижно несколько бесконечных мгновений, а потом расцепил судорожно скрещенные на груди руки и осторожно накрыл ладонями шею Уилла. Уилл вцепился в него изо всех сил - не пущу, не уйду, никогда, ни за что, ты только мой, - и пил его дыхание так, словно это были последние глотки воздуха в погибающем мире. Всё исчезло, и всё вернулось, всё не имело значения и обрело смысл, было уничтожено - и обновилось, никогда не станет прежним - и будет прекраснее, чем когда-либо. "Я самый счастливый дурак на свете", - думал Уилл, целуя Фернана Риверте, и, он сильно подозревал, Фернан Риверте в этот миг думал примерно о том же самом.
Когда они насытились - Уилл не смог бы сказать, но солнце успело окончательно сесть, и они стояли теперь, вцепившись друг в друга, в полной темноте. Какое-то время стояла тишина, нарушаемая только их слаженным, звучащим в унисон дыханием. Потом Риверте сказал, не разжимая рук:
- Нам придётся тут зазимовать.
- Ладно, - ответил Уилл.
- Мне самому не хочется. Но здесь ещё многое надо сделать.
- Хорошо.
- А весной поедем в Шалле. Месяца на три. Я давно не видел моих детей, боюсь, Лусиана их разбаловала. А потом можем поехать в Даккар... или куда бы тебе хотелось?
Никуда. Никуда, Господи, просто быть рядом с ним. И пусть Риверте никогда не победить себя, не одолеть своих наклонностей и гордыни, Уилл постарается победить свою, и это будет его жертва за них обоих. Его самая важная, самая главная победа.
Ничем не хуже славных побед Фернана Риверте.
12-24 апреля 2013 г.