Дом стоял на отшибе Ардмора. Чёрный и старый, как остов выброшенного на мель парусного корабля. Острая, высокая кирпичная труба дымохода заменяла собой обломок фок-мачты. Он одиноко высился посреди густо-зелёных волн сочной, напоенной дождями травы. Брок видел такую только в Ирландии. Вкупе с цветом неба и стальным отблеском океана чуть дальше, за домом, изумрудный цвет набирал глубину и тысячу полутонов. Когда глаза уставали от чтения, Брок просто смотрел в окно на это волнующееся зелёное море, и утомление отпускало. За домом луг внезапно обрывался скалой, что падала в океан. Об этот утёс в шторма разбивались волны, но был он невысок и ненадёжен, и брызги порой добивали до небольшого заросшего палисадника. Земля тогда становилась жирной, скользкой, и к воде по скрытой от глаз в камнях тропе было не спуститься.
В тот день всё было спокойно. Начинало темнеть, и Брок только порадовался, что живёт так уединённо. В Адморе вообще было очень спокойно, все жители в большинстве своём — ирландцы почтенного возраста, с золотистой сединой и веснушками на сморщенной пергаментной коже. Чаще всего он сталкивался с ними в магазинах или в единственном пабе на центральной улице. Молодёжь стремилась убраться от таких деревень подальше, словно их отпугивал запах старости. Она бежала в областные центры, а там — и в столицу, тайно надеясь найти шанс уплыть в Англию или, ещё лучше, в Штаты. Брок находил это забавным. Когда ты молод, на месте не сидится, и ты мечешься, как перекати-поле, даже не надеясь зацепиться хоть где-то. Не желая этого. Становясь стариком, таким же уставшим от жизни, как он, отчаянно стремишься к обратному. Алчешь покоя и уединения, и чтобы никто тебя не трогал. Никаких компаний, только проверенные люди и верные книги, порой — стаканчик-другой виски и хорошая гаванская сигара. Возможно, матч по бейсболу на ти-ви, не более того. Не хотелось ни женщин, ни мужчин, он не корил себя за отсутствие семьи и детей. Только жадно цеплялся за свои размышления, когда рыбачил и смотрел на расплавленную сталь неспокойных вод Атлантики или в огонь камина в своём доме. Кроме шуток, его вполне устраивала собственная компания.
Столько разного фееричного дерьма осталось в его прошлой жизни элитного спецназовца, что сейчас одиночество словно латало уставшую, прохудившуюся душу. Пускай белым по чёрному и неуклюжими, торопливыми, широкими стежками. Зато накрепко.
Брок понёс обмякшее тяжёлое тело в ванную на первом этаже.
Его дом пах старым деревом и горькой солью, и немного — свежим травяным духом, — совсем недавно Брок со скуки стриг траву перед домом. Он музыкально скрипел досками паркета в нескольких местах, всегда на разной высоте. Брок даже думал, что на них можно сыграть простую мелодию, будь он чуть моложе и прыгучее.
Пожелтевшая от времени ванна отличалась внушающими уважение размерами, но Брок никогда в ней не мылся. Обходился единственным модернизированным местом во всём доме — душевой кабинкой наверху, в ванной комнате своей спальни. Почти всё остальное было ветхим, с длинной-предлинной историей.
Существо тяжело съехало по скользким, эмалевым стенкам ванны на дно и улеглось, неловко заломив руку. Брок поправил её и, взглядом отыскав ведра побольше, отправился к океану.
Это было очень утомительно. Брок не считал, сколько сделал ходок, сбился после пятнадцатой. Выйти с пустыми ведрами через заднюю дверь, в сумерках прошагать к обрыву, по вытесанной в скале тропе спуститься к воде и зачерпнуть пенной, мутной солёной воды… оскальзываясь, подняться наверх и уже в доме, задыхаясь от давно забытых нагрузок, вылить её на судорожно шевелящее жабрами тело.
Когда ванна наполнилась не до края, но скрыла под водой большую часть хвоста и лицо, Брок устало выдохнул и вытер пот со лба. В зеркальном шкафчике над раковиной нашёл аптечку и перерыл её в поисках непромокаемого пластыря и заживляющей антисептической мази. Он приподнял над водой бессознательную голову, осторожно промокнул полотенцем раны на шее и, кое-как намазав их мазью, залепил старыми, пожелтевшими от времени пластырями. Лишь бы держали, подумал Брок и без сил рухнул на крышку унитаза.
Из дрёмы его вырвало шипение. Знакомое, и оно же — чуждое его старому дому. Брок вздрогнул, открыл глаза и тут же встретился с ним взглядом — почти чёрная радужка и выражение, говорящее о жажде убийства. Оскал на бледном лице в сочетании с бескровными белёсыми губами и зубы… острые, мелкие и частые, как у хищной рыбы. На полу ванной валялись оторванные с шеи окровавленные пластыри. Кем бы он ни был, Брок со своим милосердием ему не нравился.
— Стоп, — тихо и как можно спокойнее проговорил Брок. — Спокойно, я друг. Я не причиню тебе вреда.
Существо рванулось вперёд, взмахнув острыми чёрными когтями у самого его, Брока, колена, чуть не раскроив кожу до кости; вторая рука соскользнула по бортику ванны, и он весь, как был, страшный и обозлённый, рухнул обратно, забил огромным хвостом и принялся разбрызгивать драгоценную атлантическую воду. Та сильнее окрасилась розовым — кровотечение из ран только усилилось от истерики.
— Успокойся! — крикнул Брок, спасаясь из ванной бегством в коридор. Он серьёзно опасался, что ему прилетит этим мощным хвостом по голове, и вся его идиотская благотворительная затея окончится для них обоих летально. Из дома существо само точно не выберется. — Успокойся, чудовище! — крикнул он снова и, судорожно размышляя, что делать, выбежал на улицу. Там, в пропахшем насквозь брезенте в кузове машины ещё валялась в луже воды никак не желающая подохнуть рыба. Он сгрёб, сколько смог унести в двух руках, и вернулся в дом. В ванной было подозрительно тихо. Брок заглянул туда — увидел только перекинутый через бортик ванны хвост, нервно, как у кошки, покачивающийся на весу. Существо с головой ушло под воду.
Брок зашёл внутрь, осторожно держа рыбу перед собой.
— Мир, чудище, — сказал он ровно и негромко. - Вот, смотри. Я тебе еду принёс.
Брок протянул над водой рыбину — пятнистую скумбрию, — и чуть помотал ею из стороны в сторону, готовый, если вдруг что, в любое мгновение отпрыгнуть. Не успел. Существо выпростало руку из-под воды неуловимо и молниеносно, почти без брызг, и скогтило подачку в мгновение ока, чудом не оттяпав Броку кисть.
— Вот же чёрт хвостатый, — изумлённо выдохнул Брок, пятясь назад и оседая обратно на унитаз. По полу вокруг валялся вяло трепыхающийся оброненный улов. Но самое интересное ждало впереди. Хвостатый вдруг вынырнул, устроился поудобнее и, не сводя с Брока цепких, прищуренных глаз, принялся за… трапезу. Брок навсегда запомнил, как жадно и кроваво он ел. И от этого пристального недоверчивого взгляда вкупе с животным чавканьем холодело внутри, и кровь замедляла свой бег по венам. Брок промерзал, но смотрел, не моргая. Кровавое пиршество завораживало.
Весь он вызывал противоречивые чувства. С одной стороны — пугал. И в то же время неимоверно притягивал. Он был красив дикой, непокорённой красотой; чистой, живой и одновременно страшной. Тёмные волосы влажными завитками облепили скулы — острые и бледные. Лицо в их обрамлении выглядело восковым, словно кожа просвечивала, и из-под неё бил тусклый свет. Нечеловечески-синие глаза смотрели пристально, с недоверием и осторожностью. В них не читалось испуга, словно он уже не первый раз сталкивался с людьми. На него хотелось смотреть — весь он волновал своей дикостью и естественными для хищника повадками, то резкими, то тягучими движениями. И в то же время Брок скривился и отвернулся от неожиданности, когда первая рыбья голова, откушенная аккурат под жабрами, упала в воду, и по бледным губам и подбородку потекла тёмная густая кровь.