*
Четвёртой ночью, пытаясь заснуть, Брок услышал это.
Русал пел.
По-другому назвать странные мелодичные звуки, сравнимые разве что с переливчатым клёкотом афалин, язык не поворачивался. И хотя спать Броку хотелось зверски, он замер на своей неширокой скрипучей кровати и слушал — долго, боясь лишний раз вдохнуть или пошевелиться. В голове вертелось всякое, как обычно, заставляя перематывать уже прожитое время жизни туда-сюда, крутить всеми гранями, как кубик Рубика. Русал пел тихо, проникновенно. В распахнутое настежь по тёплому времени окно светила полная луна. Брок слушал это откровение чужого разума, недвижно лёжа на спине и глядя пустыми глазами в потолок, а потом беззвучно заплакал.
В эту ночь ему ничего не снилось, а наутро он почувствовал себя, словно заново родился.
*
Смена воды и чистка ванны превратилась для обоих в неприятную, но совершенно необходимую процедуру. Русал больше не шипел и не ловил в прикус швабру. Брок перестал окатывать его водой — лил осторожно на голову и плечи, смывая налипшую на тело грязь, не забывая про свешивающийся хвост. Чешуйки на нём всё равно потускнели и чуть встопорщились, и в этот момент Брок отчётливо понял — скоро им придётся расстаться. Слишком долго русал лежит тут без движения, он, созданный для постоянной подвижности в толще воды.
Почему-то в этот момент перехватило дыхание, и никак было по новой не вдохнуть. Брок улыбнулся, сжав челюсти до скрипа зубов о зубы, и вышел из ванной. Там, за углом, он отставил оба ведра и стёк по стене на пол, чтобы отдышаться и привести голову в порядок. Он знал это с самого начала. Всё правильно. Ради этого всё и затевалось. Но почему-то всё равно внутри становилось муторно и мерзко от одной мысли о прощании.
В ночь пятого дня Брок спустился вниз, на кухню, чтобы выпить стакан воды. Не удержался и на обратном пути заглянул в ванную. Это был первый и последний раз, когда он увидел русала спящим. Тот, трогательно свернувшись на боку и подобрав под себя хвост почти целиком, покачивался в толще воды. Его волосы живыми нитями опутывали лицо, жабры чуть шевелились, и на поверхность всплывали пузырьки. Нежные, совсем не кажущиеся сейчас сильными и жёсткими боковые плавники свободно трепетали под водой. Интересно, снится ему что-нибудь? И где он спит на воле? Подводный грот, или какая-нибудь труднодоступная пещера — мало ли их на побережье? Есть ли у него дом? Или стая? Заметил ли кто-нибудь пропажу? Откуда он, вообще, такой взялся?
Вопросы пронеслись в голове Брока — он только отмахнулся от ненужного любопытства, посмотрел на спящего ещё немного и отправился к себе, наверх.
*
На шестой день Брок в очередной раз менял пластыри на бледной шее и с удивлением обнаружил под ними крепко схватившиеся розовые рубцы.
Тем вечером он решил, что — завтра. Дольше тянуть не было смысла.
Перевоз русала обратно к океану Брок запланировал на обед. С утра он хвостатого не покормил, чем вызвал бурю негодования и новую волну скрежета когтями по эмали. Зато когда всё приготовил, со вздохом расстелил на полу ванной огромный кусок брезента, кинул на него несколько рыбин и сказал:
— Выбирайся. Сегодня ты возвращаешься домой. Давай-давай, и не смотри на меня так. Целую неделю провалялся тут на чужих харчах, пора и честь знать.
Русал посмотрел долгим, вопросительным взглядом. Повернул голову набок, любопытничая, а потом оперся руками и сильным, ловким движением перекинул тело через борт ванной, тяжело приземлившись на ткань. И тут же, не особо раздумывая, впился в первую рыбину.
— Ну да, конечно, — почти с отеческой заботой улыбнулся Брок. — Еда вперёд всего.
Дотащить урчащего русала до машины оказалось непростым делом. Под ноги то и дело лезла мебель, половицы собирались гармошкой и не давали открыть дверь, будто не желая выпускать хозяина и его гостя из дома. Ещё сложнее оказалось внезапно замотать его брезентом и, игнорируя бьющееся в ткани тело, торопливо закинуть в кузов.
— Ну тише ты, тише, чудо. Ну что ты разошёлся? Сказал ведь, не обижу…
Брок приговаривал снова и снова в попытке успокоить. Но помогли только вылитые внутрь, на расправленный брезент, приготовленные заранее вёдра морской воды.
Русал глянул на Брока недоверчиво, обиженно, а потом, словно решив что-то, насупился и успокоился.
Ехали к пирсу в гробовом молчании. В кузове под брезентом было тихо.
Броку казалось, что он кого-то хоронит. Или избавляется от тела. Ощущения только укрепились оттого, как с опаской, озираясь по сторонам он тащил по длинному пирсу извивающийся куль, и как одним махом развернул его, стряхивая разозлённое до состояния фурии существо в волны. В тот, седьмой день, небо хмурилось лиловыми тучами, волны набирали высоту, и Брок не успел сделать с пирса и шага, как грянул ливень.
Он долго стоял на деревянных досках настила, вглядываясь в белые взбитые спины волн, комкая в руках край тяжелеющей с каждой каплей ткани.
«Хорошо, — отстранённо подумал Брок, — хорошо. Хоть от рыбьего духа отмоемся».
Не отмылись. Ни он, ни брезент. Ни ванная. Так и остался в доме на первом этаже витать лёгкий, наводящий светлую тоску душок.
Брок продолжал приходить на пирс каждый божий день, даже в шторм, и пытался рыбачить. Глаза сами собой рыскали по волнам в надежде усмотреть в бликующей воде очертания знакомой фигуры. Тщетно.
Русал не объявлялся.
*
За пару недель, что русала не было видно, Брок успел свыкнуться с мыслью, что больше — никогда. А потом он появился — совсем на другом пляже, внезапно. Боязливо высунулся из-за качающегося на волнах бака-буйка, когда Брок, сморённый духотой, решил поплавать после еженедельной закупки в мега-маркете. Он своим появлением до судороги напугал, и он же, тихо, по-дельфиньи воркуя, помог выплыть ближе к берегу.
— Кажется, я тебе и имя придумал, — усмехнулся тогда Брок, случайно цепляя пальцами чужие волосы. Они были мягче шелковых нитей и охотно вились между узловатых пальцев. Рука в чешуе придерживала его бережно, даже ласково. Брок выбрался на берег и раскинул руки-ноги на песке, чтобы отдышаться. Далеко заплыл. Он то и дело смотрел на прячущуюся за рыжий бак темноволосую голову и не понимал, что не может прекратить улыбаться.
***
Брок ловит рыбу.
Сегодня у него не идёт — надвигается шторм, и рыбные косяки ушли на глубину.
Он уже собирает снасти и разъединяет спиннинг, когда на пирс, запущенная крепкой рукой из-под воды, прилетает раздувающая жабры пикша. Затем — ещё одна… Брок смотрит на скачущие по настилу рыбины и… начинает смеяться. Хохочет от души, зарываясь в отросший, посеребрённый сединой вихор надо лбом пальцами. Видит вынырнувшую чуть поодаль голову, облепленную мокрыми тёмными волосами, и задорно машет ей рукой. Русал, как расшалившийся дельфин, ныряет, стрелой проносится под водой, чтобы резко, до половины хвоста выпрыгнуть из воды и в акробатическом перевороте снова уйти в волну, плюхая по воде широким хвостовым плавником.
Брок, всё ещё широко улыбаясь, скидывает рыбин в ведро и медленно идёт к своей машине. Его так и тянет оглянуться.
Брок живёт в Ардморе на американскую военную пенсию (к слову, немаленькую) и давно привык ужинать свежепойманной рыбой и белым вином. Но даже когда ему ничего не удаётся выловить — он не расстраивается.
В такие моменты он думает, что свою самую главную рыбу он уже поймал.