Забавлялся, тварь! Глумился над моим подавленным состоянием и положением, но мне сейчас заботило не это…
— Дайте позвонить, — без эмоций произнесла я. — Я скажу им, что работаю здесь горничной.
Я должна была срочно объясниться с родными… Соврать что-нибудь… У мамы больное сердце… Она не вынесет.
— Обманывать нехорошо, Эмма! — осуждающе произнёс он, улыбаясь.
Плевать! Это лучше, чем все кругом меня станут считать падшей женщиной, которая отдалась этим мерзавцам, а мать до конца своих дней сляжет с неизлечимой болезнью.
Что я наделала?! Глупо было надеяться на то, что мой визит к Фостерам останется в тайне. Что они проявят деликатность к моей проблеме, но… я жестоко ошиблась. Напротив, они позаботились о том, чтобы все кругом узнали о моём местонахождении.
— Ненавижу, — произнесла сквозь зубы, безжалостно сжимая в кулаке свою салфетку.
Во моей душе зарождалось что-то тёмное, жгучее, требующее выхода… Превращая меня, некогда светлую, наивную девушку, в совсем иную, противоположную личность…
— Ожидаемо, — скривился он, не прекращая улыбаться. — Но, вот незадача, любви от тебя никто и ждёт… Интересует только тело… Как только мы тобой насытимся, ты вернёшься домой.
Не удержалась и резко вскинула на него свой взгляд. Смотрела на своего палача словно завороженная. Он — безжалостное существо. До мурашек пугающий. Беспощадный к чужим страхам… Отчётливо понимала, что легко не будет. С Сатаной ожидает только ад! И он стремительно ко мне приближался… Я уже ощущала запах серы… Кожей чувствовала Геенну Огненную. Видела огонь… он во всю полыхал в мужских глазах, готовых в любую минуту бросить меня в самое пекло.
— Если ты закончила, идём, покажу одно дивное местечко… Уверен, оно станет твоим любимым, — не дожидаясь моей реакции, встал из-за стола и сделал шаг в мою сторону. Видя это, я резко поднялась и метнулась в сторону двери, не позволяя к себе приблизиться.
— Решила поиграть в кошки мышки? — засмеялся Ричард, медленно настигая меня. — Ну что ж, давай… Только, если позволишь, для остроты ощущений я немного подкорректирую правила этой игры.
Увидев, как он скинул с себя пиджак и стал закатывать рукава белоснежной рубашки, вскрикнула и бросилась за дверь.
— Беги, Эмма, беги… — эхом раздавался мужской смех. — От этого мне будет только слаще…
Глава 8
Задыхаясь, со всех ног бежала по коридору. Петляла в поисках укромного места, где можно было бы спрятаться. Дёргала за ручки дверей, и когда одна из них поддалась, я выбежала на улицу.
Кругом были хвойные насаждения, неизвестные мне постройки и узенькая дорожка, ведущая в неизвестное направление.
Обратно возвращаться было безумно страшно, поэтому кинулась вперёд по тропинке, планируя укрыться по пути или, если повезет, вовсе покинуть территорию имения Фостеров.
Я бежала всё быстрее и быстрее. Ветер свистел в ушах, но даже он не помешал мне услышать мужской смех, доносившийся за моей спиной.
Дьявол! Сатана из самой преисподней.
Он преследовал меня. Будто глумился над моими бессмысленными усилиями. Но я не отчаивалась, всё бежала и бежала, пока силы не оставили меня и я, захлебываясь от нехватки воздуха, замедлила бег.
Остановившись возле высокой, внушительных размеров, постройки, отворила массивную дверь и нырнула внутрь.
В нос ударил резкий запах конского навоза и сена. Тусклый свет едва пробивался в помещение, но я сумела без труда понять, что нахожусь в прославленной на весь город конюшне Фостеров.
Осторожно продвинулась вперёд и, увидев огромные валуны высушенной травы, юркнула за них, намереваясь там спрятаться.
Едва я успела укрыться, как дверь пронзительно скрипнула, заставив меня всхлипнуть и крепко зажать ладонями рот.
— Эмма, я знаю, что ты здесь. Выходи! — раздался мужской голос, как выстрел, от которого спина тут же покрылась холодным, липким потом. — Нет? — хмыкнул он, словно развлекаясь. — Ну, тогда я сам тебя найду, маленькая, — посмеялся, продолжая свою вопиюще жуткую игру.
— Один — это смерть, — произнес он, и я с ужасом прикрыла ладонями уши. — Два — рождение, — его хриплый голос становился всё ближе.
Боже, это же… строчки из самой страшной детской считалочки, которую я боялась до мурашек.
Шаги были тяжёлыми, пугающими. Подошвы его сапог зловеще поскрипывали, ввергая меня в дикую панику.
— Три — это ветер, четыре — свечение, — смакуя каждое слово, сделал ещё несколько шагов. Остановился у стойла одного из жеребцов, которые в тревоге били копытами о каменное напольное покрытие.