М а т ь у окна, смотрит на улицу. Быстро входит В и к т о р.
В и к т о р. Чепе, Вера Платоновна! На базар бежать уже не успею, а на углу ни одной бабы!
М а т ь. Какой бабы?
В и к т о р. Да с цветами! Хотел для Марийки цветов приобрести… Можно взять хотя бы вот эти? (Вынимает букет из вазы.) Только по секрету, идет? И бегу!
М а т ь. Погоди, Витя… Что я хочу сказать тебе…
В и к т о р (показывает на часы). И так опаздываю!
М а т ь. Видишь ли… Вы ждете двоих. А вернется она одна. Понимаешь?
В и к т о р. Отставить, Вера Платоновна! Встречать надо двоих.
М а т ь. Пойми, я не за себя… За Марийку сердце болит.
В и к т о р. Не слу-ша-ю!
М а т ь. Она жила этой надеждой. Верила, что иначе быть не может…
В и к т о р. Вы что-нибудь узнали?
М а т ь. Откуда же? Узнала она. Вот я и прошу — встреть ее, успокой, поддержи. Боря — что он сделает?
В и к т о р (несколько растерян). Ну что вы! Все будет в ажуре!
Решительно входит О л е г.
О л е г. Вера Платоновна, так и знайте: я Марийку никуда не отпущу!
В и к т о р. Куда это никуда?
О л е г. И ты тоже знай! Все!
В и к т о р. Забавно.
М а т ь. Ступай, Витя.
Виктор уходит.
О л е г. Я не знаю, как уж там все будет. Но меня с Марийкой не только завод связал. И я ее не отпущу. И сам никуда не уйду. Гнать станете — тоже не уйду. Как уж там хотите!
Входит Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Это витязь в тигровой шкуре, Верочка… (Увидела Олега.) Пардон…
О л е г (хмуро). Что надо делать?
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Петь, швыряться звездами, передвигать горы — что угодно душе, голубчик! А если можно — открыть баночку зеленого горошка.
Олег ушел.
В сущности, он первый рабочий, которого я наблюдаю в быту. Я рада за рабочий класс!
Входит Б о р и с.
Б о р и с. Нет их.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Что значит нет? Не выдумывай!
Б о р и с. Люди с поезда прошли, а их нет.
Л ю д в и г а Л е о п о л ь д о в н а. Просто вы не умеете встречать. Я сама пойду! (Ушла.)
Борис и Мать молчат. Борис подсаживается к ней поближе.
Б о р и с. Давай правде в глаза посмотрим, мать. Ты понимаешь, что это значит?
М а т ь. Понимаю, сынок. Я этого и ждала. Сердцем чувствовала.
Б о р и с. Что же теперь делать будете?
М а т ь. Как что? Жить будем, жить.
Б о р и с. Опять эти флажочки вышивать? Опять Марийке трубить на заводе? А где-то там будет отец-полковник?
М а т ь. Не говори так.
Б о р и с. За вас, за тебя с сестренкой душа болит!.. Ведь только один и был расчет. А теперь на всем крест поставить? Давай хоть раз поговорим начистоту. Я вот тоже не живу теперь с вами. Так что — чужими вы мне стали? Отказался я от вас? Каждый месяц сколько мог вам посылал. Может, и небольшие это деньги, а какие они, знаешь? Работал как лошадь. От Вари, от себя отрывал… В счет это или не в счет? Молчишь. А тут — родной отец. Что ж, по-твоему, в сторонку отойти! Извиниться благородно?
М а т ь. Что же ты предлагаешь?
Б о р и с. Думаешь, мне легко? Думаешь, совсем я деревянный?.. Только не нужно, мать, упрекать меня за это. Я хочу твою же ошибку исправить. Ты всегда была доброй и нас учила. А на добреньких воду возят… Погляди на себя — о такой старости ты мечтала?
М а т ь. Кто же мечтает о старости?
Б о р и с. Ну, не так сказал…
М а т ь. О другом я мечтала. Что мои дети — оба — станут людьми. Не по должности, не по окладу, а по совести и сердцу.
Б о р и с. Вон к чему сводишь? Нельзя же так, мама! Что ты на жизнь глаза закрываешь? Не всегда она такая, как тебе хочется. Где-то и поперек самого себя шагнуть надо!
М а т ь. Чего ты требуешь от меня?
Б о р и с. От тебя? Ничего. Но раз отец жив, значит и права на него живы. Твои законные права. И Марийкины… Давай смотреть на эти вещи трезво…