– Простите… – Я остановилась, почувствовав слабость в коленях. – Вы сказали «земля»? Ваше высочество, вы сказали «пятьдесят акров»?
Принц тоже остановился и ответил чуть дружелюбнее:
– Да, и вам назначено ежемесячное жалованье в десять золотых йортов.
Я дотронулась до стены, чтобы не упасть. Десять золотых йортов в месяц! Пятьдесят акров! Теперь все изменится и для гостиницы, и для братьев с сестрой. Я пробормотала:
– Мы богаты!
– Вам также полагается галлон топленого кабаньего жира в первый день зимы. – Лицо принца оставалось в тени, но тон был насмешливый. – Таков обычай.
Иви щедро платила за мое преступление. Я снова двинулась по коридору.
– Дядя выбрал в королевские фрейлины леди Арону, – добавил принц. – Арона знает, как устроен двор.
А я ничего в этом не смыслила.
Мне хотелось пообещать принцу, что я буду верно служить королеве, но я пока не знала, что будет означать верная служба. Мне хотелось пообещать верно служить Айорте, но я ведь собиралась одурачить весь двор. Помедлив немного, я сказала:
– Я постараюсь честно выполнять свои обязанности.
Так оно и будет. Я постараюсь хорошо ей служить, несмотря на ее характер, несмотря на мой страх, несмотря на мой гнев, несмотря на мой обман.
– Надеюсь, вы справитесь. Я также надеюсь, что вы и Айорте послужите достойно.
Мне показалось, что сердце остановилось на целую минуту. Я ничего не слышала, кроме натужного дыхания пса.
Принц заговорил о другом:
– Ваша песня меня утешила.
Не подумав, я ответила:
– А ваша заставила меня плакать.
У меня дома это сошло бы за комплимент. Но может быть, здесь подобные слова означали что-то ужасное?
– Я видел. Благодарю вас. Но ваша песня… Какое утешение узнать, что ваши родные, живущие так далеко, столь же сильно переживали бы за моего дядю, как мы переживаем здесь.
– Мы в своей гостинице «Пуховая перина» любим короля. Отец собирает истории о нем, расспрашивая приезжих. Каждый год в честь его дня рождения мы все вместе – родители, мои братья и сестра – пишем праздничную песню.
– Я бы хотел послушать ваш хор.
Как было бы здорово!
– Мы бы предоставили вам Павлинью комнату, где останавливается герцогиня, – сказала я.
Хотя, конечно, этот номер показался бы ему жалким по сравнению с комнатами в замке.
– А что подала бы ваша кухарка?
– Оленину с огненным перцем. – И я пропела:
Я зарделась. Хорошо хоть в темноте он не мог этого увидеть. Принц рассмеялся, по-настоящему рассмеялся. Учу запрыгал вокруг хозяина, а тот пропел:
Мне захотелось спеть ему все глупые песенки из своего детства. Я порадовалась, что смогла хотя бы на минуту отвлечь его от грустных мыслей.
Когда мы свернули в новый коридор, принц сказал:
– Вероятно, королева сделала правильный выбор, предпочтя вас. Для нее лучше иметь рядом компаньонку, а не наставницу. Дядюшка поймет.
– Благодарю вас, ваше высочество, – прошептала я.
– Когда она обвинила нас в своем провале на спевке, я ей возразил. А разве вам не захотелось тоже возразить?
Я покачала головой:
– Когда постояльцы сердятся, то лучше им не противоречить, и гнев пройдет сам собой.
– Трудно, наверное, с теми постояльцами, которые дают волю своему гневу?
Как приятно быть королевской особой. Никто и никогда не осмеливается им дерзить.
– Да, но потом, перестав сердиться, они становятся приличными и приятными людьми.
Мы достигли покоев сэра Эноли. Принц Айори взялся за ручку двери, но не повернул.
– Если нам предстоит вместе прислуживать королеве, то вы должны обращаться ко мне просто Айори.
Айори? Айори! Я подумала, что ни за что не смогу это вымолвить, поэтому просто кивнула.
Он погладил пса:
– Учу откликается на «его королевское высокособачество». Ну что, войдем, Эза?
– Да, пожалуйста, принц Айори.
– Айори.
– Не могу.
– Сможете. Да, пожалуйста…
– Да, пожалуйста… – Мой голос упал до шепота. – Ай-айори.
Глава шестнадцатая
Слуга, дежуривший у постели больного во время спевки, сказал, что, пока люди пели, король вел себя беспокойно.
– Но теперь он дышит легче, – заметил сэр Эноли. – Вполне возможно, спевка ему помогла. Сейчас еще рано говорить об этом.