Замок Онтио находился на самой высокой горе Ормалло, примерно на полпути к вершине. А где-то под горной цепью располагались Пещеры гномов. Я вспомнила предсказание жамМа – мол, я увижу его здесь и надо мной нависнет опасность. Пророчество по-прежнему казалось абсурдным, хотя я и приблизилась к его дому.
Карета свернула на повороте. И вот над нами неожиданно возник заросший зеленым плющом замок.
Меня учили, что в замке шестнадцать башен – пять квадратных и одиннадцать круглых. Мне показалось, что они следят за нами, и я попыталась угадать, какие они – дружелюбные или враждебные. Если дружелюбные, то можно надеяться, что они не изменят ко мне своего отношения, когда я подъеду ближе.
Карета прогрохотала по разводному мосту. Во рву плавали лебеди, четыре белых и один черный. Карета остановилась. Я услышала пение – пели птицы, пели люди. Лакей в королевской ливрее помог герцогине выбраться из кареты. Я выпрыгнула вслед за ней.
У входа несло караул высокое Тройное дерево. Герцогиня вошла в замок, за ней последовали два лакея и кучер, каждый тащил по сундуку. Я замыкала шествие, прижимая к груди свой саквояж.
В Большом зале я остановилась. Птичье пение здесь раздавалось громче. Я взглянула наверх. Под потолком, далеким как небеса, летала целая стая жаворонков. Трубадур у дверей играл на лютне и пел аортийскую песенку-чепуху. Я слушала его, открыв рот.
Ему подпевал жонглер, подбрасывавший в воздух семь серебряных палочек. За жонглером наблюдали четверо придворных. Крестьянка, державшая поднос с засахаренными каштанами, ждала покупателей. Тут же стоял сокольничий с привязанной к запястью птицей в колпачке.
Я не могла оторвать глаз от придворных. Три дамы стояли ссутулившись и выставив вперед бок. Мама сочла бы такую позу ужасной, но мне она показалась светской и привлекательной. Я тоже выставила бок по их примеру и сразу почувствовала себя по-дурацки. Пришлось бросить эту затею.
Арейда была симпатичнее любой из этих женщин. Я же была страшнее всех.
– Эза!
Я поспешила за герцогиней, так и не закрыв рта от изумления.
Моя спальня оказалась великолепной, правда не такой роскошной, как у герцогини. Кровать была из красного дерева, с балдахином, украшенным бахромой в три дюйма!
В «Пуховой перине» у нас тоже были ковры, но потертые до залысин. Здесь же лежали ковры новые, пружинистые, с яркими рисунками. В моей комнате их оказалось целых четыре. Пусть маленькие, но четыре!
Я сняла дорожное платье и набросила юбки на зеркало туалетного столика. Потом подошла к умывальнику из мрамора, такому холодному и гладкому, что рука невольно потянулась его погладить. Налила воды из кувшина в тазик. В мыльнице лежала маленькая скульптурная фигурка зеленого дракона размером с гусиное яйцо. Дракон открывал пасть, но не выдыхал огонь. Получалось, будто он пел.
Хорошо, но где же мыло? Наверняка они здесь тоже моются мылом. Может, в умывальнике есть нижняя полка? Я наклонилась. Никакой полки.
Читая эти строки, вы поняли, какая я тупая. Но в конце концов я все-таки сообразила. С улыбкой взяла дракона и потерла его чешую. Появилась пена. Дракон и был мылом.
Умывшись, я переоделась в наряд дамы Этель, как приказала герцогиня. Сначала сорочка из белого шелка, расшитая желтыми розочками. Прелестная вещица. Я надела ее через голову, и она окутала тело, как мягкий дождь.
На этом все удовольствие закончилось. Лосины дамы Этель оказались ничуть не лучше моих толстых хлопковых чулок, которые я оставила дома. Серый лиф сжимал грудную клетку так, что я с трудом дышала и очень жалела, что не умею вдыхать через плечи.
Поверх лифа я повязала крахмальный белый гофрированный воротник. Края больно кололи шею. Я шагнула в кринолин на обручах, такой широкий, что впору накрыть им стог сена. Поверх обручей надевалась зеленая нижняя юбка, а затем верхняя желто-коричневая юбка в складку, отделанная мехом.
– Полагаю, ты наденешь обе юбки, верхнюю и нижнюю, – заранее предупредила герцогиня. – Я не потерплю, чтобы ты была легко одета.
Как же, легко! У плотника ушел бы целый месяц на то, чтобы просверлить все юбки и добраться до моих ног.
Я исследовала головной убор. Верхняя часть темно-серого цвета, жесткая и грубая, напоминала кровельную плитку. К ней была приклеена широкая полоса белого льна. Я надела это украшение, завязала льняную полоску на затылке, а концы убрала под воротник. С меня сошло семь потов. В одном месте жало, в другом кололо, но зато я была одета.