Вот почему, встретив внутреннее сопротивление колхозников, не желавших менять свои веками обжитые, придонские земли на бесплодную пустошь, Орлов был убежден, что единственно правильное в этих обстоятельствах, отвечающее интересам дела решение — скомандовать: «Шагом марш!» Употребить власть. «А что касается недовольства станичников, которых до срока попросим сдвинуться, — то скажем не для протокола — чихать. Важно не настроение ихнее, а то, что они станут маяком для соседних переселяемых районов», — втолковывал Орлов Голикову. И объяснял: «Мы политики».
Но они были, как оказалось, принципиально разными политиками. Голиков, так же как и Конкин, убежден, что люди в заводских комбинезонах и деревенских ватниках должны быть — и ощущать себя — действительными, подлинными хозяевами жизни, что от этого зависит их «духовный потенциал», что это — «позиция самого Ленина, потому что ничего, кроме интереса людей, строящих коммунизм, Голиков перед собой не ставил...»
Это столкновение диаметрально противоположных политических концепций, явившееся ведущей идейной коллизией романа «Память земли», разворачивается в обстоятельствах драматичнейших. Перед жителями донских хуторов и станиц, хуторянами и станичниками, встало духовное и нравственное испытание, какого, пожалуй, не было за всю их многовековую историю. Голиков и Конкин хотят, казалось бы, невозможного, чтобы станичники и хуторяне во имя интересов «дальних» степных станиц, сел и деревень, населенных, вдобавок, большей частью не казаками, а инородними, сознательно, а не по приказу и принуждению отказались от своих наиближайших, личных интересов, чтобы они поняли и приняли душой, как бы это ни было трудно, необходимость затопления их, пращурами, прадедами возделанных, родных пойменных земель, поняли необходимость, продиктованную общенародной заботой о плодородии огромных степных массивов, извека страдавших от засухи и суховея. Но ведь степные-то колхозы далеки от границ артели имени Матвея Щепеткова, и жертвовать родной землей, своей малой родиной, к которой прикипело сердце, ради никому не известных, далеких степных сел и деревень для них подвиг почти что непосильный, требующий необыкновенной высоты духа, или, как мы говорим, сознательности. Каких-то два десятилетия назад хуторские кулаки подняли на вилы красного командира, организатора колхоза в Куреновском, Матвея Щепеткова, — не пожелали виноградники колхозу отдавать. А теперь хутор переживал ломку большую, чем за все времена его основания. «Революция, коллективизация — они, конечно, сменили жизнь людей, но займище, но кровно-родительские берега оставались теми же... Теперь ликвидировалось все...»
И тем не менее, несмотря на эти огромные психологические трудности, Голиков и Конкин считают, что надо разбудить в людях подлинно хозяйское чувство к земле, к судьбе страны, к судьбе родного колхоза, добиться того, чтобы именно они стали хозяевами в трудном деле переселения и прежде всего в выборе места для переселения. Голиков и Конкин убеждены, что нельзя «не считаться с их активностью, их творчеством, идущим от пупка, от земли», «с кровью их сердца». Более того, только этим путем можно поднять уровень их сознания, повысить их «духовный потенциал»: «Именно теперь, когда люди выбирают землю для новой родины, — рассуждает Конкин, — надо на практике, на переезде, напомнить им, что имя власти — Советская, то есть все сообща советуйтесь, что имя хозяев — колхозы, то есть и хозяйствуйте и думайте коллективом. Только коллективом!.. И прекратится на собраниях сонность, худшая, чем дезертирство, ликвидируются на новых землях предательские разговоры о чужом дяде, который «нехай за нас отвечает».
Роман Владимира Фоменко — о том, как вырабатывается в душах колхозников это хозяйское чувство, чувство самостоятельности и ответственности за дела колхоза, как сообща решают свою судьбу, как организуются бригады разведчиков, ищущие земли, на которые кореновцы добровольно согласятся переезжать, как уходит из людских душ самое страшное — равнодушие.
Ибо требовал секретарь райкома партии Голиков «выбирать участки лишь коллективно. Дескать, ваша земля — значит, подчиняйтесь только собственному хозяйскому уму, собственным сердцам!..» Но и это еще не все: «Плюс к тому райком — сам Голиков! — уведомил, что на перевыборах правлений кандидатур свыше не ждать, котов в мешке вам не повезут. Кого не желаете для новых земель, того снимайте. Чтобы все как в уставе: «Высшая власть колхоза — общее собрание колхозников».