Выбрать главу

И в «Вологодской свадьбе», написанной в 1956 году, и в «Угощаю рябиной», написанном в 1965 году, А. Яшин, пожалуй, первым в нашей литературе поставил с такой остротой вопрос большого философского звучания: о противоречии между человеком и природой в век научно-технической революции, о путях разрешения этого противоречия. Вопрос этот многопланов. Очевидно, что с ускорением научно-технического прогресса все большее количество людей с неизбежностью будет отдаляться от природы — могучего духовного и эстетического врачевателя и воспитателя душ человеческих, — замыкаясь в искусственной, созданной человеком среде. И второй план проблемы: сам труд на земле, земледелие, крестьянствование все в большей мере будет приближаться в современных условиях к труду индустриальному. Как это скажется на душе земледельца, на красоте, поэзии земледельческого труда и быта?

Собственно, та же самая тревога в иной форме высказана позже и Солоухиным. Так что же — повернуть жизнь вспять, остановить, спасти?! Спасти, пока не поздно, прежний духовный и бытовой уклад деревенской жизни, — «остановись, мгновение, ты прекрасно», коль скоро просуществовало на земле не один век?! В том-то и суть внутреннего спора А. Яшина с этой наивно-сентиментальной, а в конечном счете — консервативной точкой зрения, что, по его глубочайшему убеждению, старый уклад жизни родной ему сельщины был далеко не прекрасным, что остановить движение жизни невозможно, да и не нужно. Не вследствие, а от недостатка развития новых, социалистических начал страдало, на его взгляд, два десятилетия назад яшинское Блудново, вся наша северная деревня. Помните: «И — снова вертится и чудится, что жизнь идет не стороною: когда-нибудь, наверное, сбудется все остальное».

Писатель, всем сердцем преданный народу, исповедующий правду как определяющий принцип художественного творчества, Яшин сердцем, совестью своей переживал те трудности деревни, которые были результатом волюнтаристских методов хозяйствования на земле. В 1963 году, год спустя после того, как было написано «В Блуднове появилось радио...», А. Яшин пишет стихотворение «Желтые листья»:

Я сочиняю стихи про желтые листья. Падают листья в речку, в холодную просинь... Может быть, это мои прощальные письма? Может быть, это моя последняя осень? Я подбираю старательно слово к слову: «Речка — овечка — местечка... дорогу — логу...» А сенокосы по речке Козловке снова Снег заметает. Опять — ни скоту, ни богу.

Его мучило это ненормальное, странное положение дел в деревне: «Веточный корм собирали молодки, бабки, вброд по озерам осоку серпами жали, травку таскали домой по охапке, по шапке... А заливные луга кругом стоят как стояли». И мука эта оборачивалась укором самому себе:

Меня мужики называют своим поэтом. «Как же так?» «Ладно ли?» — пишут мне горькие письма. Что я могу землякам ответить на это?! Я сочиняю стихи Про желтые листья…

Гражданственность позиции писателя в этом угловатом, резком стихотворении объяснена с предельной ясностью. Она адресована и собратьям по перу, которые, вместо того чтобы болеть сердцем за жизнь деревни, помогать ее социальному развитию, сочиняют стихи про желтые листья..

За этим пафосом — овечкинская традиция в нашей деревенской прозе, традиция активной борьбы литературы за прогрессивные принципы хозяйствования на земле, в данном случае — за последовательное осуществление принципа материальной заинтересованности.

Как известно, после мартовского Пленума ЦК КПСС (1965 г.) политика партии в деревне не только самым коренным образом устранила все те неурядицы, о которых писал А. Яшин, но и продвинула деревенскую жизнь далеко вперед. А. Яшин стремился принимать в этом личное, непосредственное гражданское участие.

Мало кто знает, что, описывая вологодскую свадьбу, проходившую в сумерки, в освещении пяти ламп — «две свои и три взятые у соседей», — А. Яшин добивался, чтобы в его родные места провели электричество; что после опубликования «Вологодской свадьбы» по всем деревням округи начали строить — и уже выстроили — клубы; что теперь в Блудново, как и в других деревнях Никольского, Тарногского, Тотемского и других глухих районов Вологодской области, появилось уже не только радио и электричество, но и телевидение; что экономически наша северная деревня живет теперь так, как она не жила никогда за свою многовековую историю.

А ведь совсем недалеко еще то время, о котором А. Яшин писал: «В огромной деревне Сушинове до сих пор нет ни электричества, ни радио, ни библиотеки, ни клуба. За два последних года сюда не заглянула ни одна кинопередвижка... А куда деться молодым? К тому же почти все они обременены семилетним и восьмилетним образованием. Раньше девушки пряли лен, собирались на беседки к одной, к другой поочередно, туда же тянулись и парни. Теперь лен трестой сдают на завод. И вот каждая свадьба в деревне становится всеобщим праздником, всеобщей радостью», — она становится «чем-то вроде самодельного спектакля». «Не потому ли, — объяснял себе и читателю Яшин, — и сохраняют здесь почти в неприкосновенности все былые обычаи и обряды с волокнистыми песнями про князей и бояр?»