Он вошел в сопровождении нарядного, как всегда, де Марешаля, который, как я заметил, был в лихорадочном возбуждении. Мое удивление возрастало.
Мы едва успели поздороваться, как де Марешаль перешел прямо к делу.
– Бутылка «Нюи Сент-Оэна» 1929 года, мсье Драммонд, – сказал он. – Вы, наверное, помните, что когда-то оценили ее в сто тысяч франков.
– Только потому, что никто не купит ее за такую цену.
– Может быть, продадите ее дешевле?
– Я уже ясно сказал: не продам.
– Немыслимые условия, мсье Драммонд. Но вам, наверное, будет приятно узнать, что мсье Кассулас теперь готов заплатить вашу цену.
Я недоверчиво повернулся к Кассуласу. Прежде чем ко мне возвратился дар речи, он вынул из кармана чек и бесстрастно, как всегда, вручил его мне. Я невольно взглянул на него. Чек был выписан на сто тысяч франков. По нынешнему курсу это равнялось двадцати тысячам долларов.
– Но это просто смешно, – выдавил я наконец. – Я не могу его принять!
– Но вы должны! – встревоженно сказал де Марешаль.
– Мне очень жаль. Все же ни одна бутылка вина не стоит и части той суммы. Особенно вино, которое, может быть, уже погибло.
– Ах, – небрежно сказал Кассулас, – очевидно, именно за возможность выяснить это я и плачу вам.
– Если это единственная причина... – возразил я, но Кассулас покачал головой.
– Нет. По правде говоря, друг мой, это вино решает для меня трудную проблему. Скоро настанет торжественный день, пятая годовщина моей свадьбы, и я думал, как нам лучше ее отпраздновать. Потом меня озарило. Лучше всего открыть бутылку «Сент-Оэна» и узнать, сохранило ли оно свои качества, так ли оно безупречно, как во время своей зрелости? Что может глубже тронуть женщину в подобных случаях?
– Тем хуже, если вино погибло, – возразил я. Моя рука так сжимала чек, что он нагрелся. Мне хотелось разорвать его, но я не мог заставить себя это сделать.
– Неважно. Беру на себя весь риск, – сказал Кассулас. – Конечно, вы должны присутствовать и сами оценить вино. Я на этом настаиваю. Это событие запомнится надолго, чем бы оно ни кончилось. Небольшая компания, за столом нас будет только четверо – и «Сент-Оэн» в придачу.
– Украшением стола должен быть антрекот, – вздохнул де Марешаль. Конечно, телячий. Он прекрасно подойдет к вину.
Они добились своего: назад пути не было. Я медленно сложил чек на сто тысяч франков и положил его в бумажник. В конце концов, я занимался виноторговлей ради заработка.
– Когда вы устроите этот обед? – спросил я. – Помните, бутылка должна несколько дней находиться в стоячем положении, прежде чем вы нальете вино в графин.
– Естественно, я это предусмотрел, – ответил Кассулас. – Сегодня понедельник; обед состоится в субботу. Более чем достаточно времени для того, чтобы прекрасно подготовить все до мелочей. В среду я распоряжусь, чтобы в столовой поддерживалась соответствующая температура и был приготовлен специальный столик, где будет стоять бутылка «Сент-Оэна», пока не уляжется осадок. Потом комната на всякий случай будет заперта. К субботе осадок полностью уляжется. Но я не собираюсь переливать вино в графин. Его будут наливать прямо из бутылки.
– Рискованно, – заметил я.
– Ничуть, если наливать твердой рукой. Вот так. – Кассулас вытянул вперед сильную короткопалую руку, которая вряд ли могла дрогнуть. – Да, это замечательное вино заслуживает, чтобы его наливали прямо из бутылки. Думаю, мсье Драммонд, теперь у вас есть основания считать, что я готов в случае необходимости рискнуть.
Когда через несколько дней я встретился с Софией Кассулас, у меня появилась веская причина вспомнить его слова. Она позвонила мне рано утром и спросила, не смогу ли я позавтракать с ней в ресторане и поговорить наедине.
Полагая, что это приглашение связано с ее собственными планами насчет обеда, я охотно согласился. Но все мое удовольствие испарилось, когда я увидел ее за столиком тускло освещенного полупустого зала. У нее был явно испуганный вид.
– Что-то случилось? – спросил я. – Что именно?
– Все очень скверно, – жалобно ответила она. – И вы единственный, к кому я могу обратиться за помощью, мсье Драммонд. Вы всегда были так добры.
Вы мне поможете?
– С удовольствием. Если вы объясните мне, что случилось и что я могу сделать.
– Увы, без этого не обойтись. Вы должны услышать всю правду. – Мадам Кассулас судорожно вздохнула. – Все очень просто. У меня была связь с Максом де Марешалем. И Кирос узнал об этом.
Сердце у меня упало. Меньше всего на свете мне хотелось бы вмешиваться в подобные дела.
– Мадам, – беспомощно сказал я, – вы должны сами все уладить с вашим супругом. Поймите, я не могу этого касаться.
– О, пожалуйста! Если бы вы только поняли...
– Не вижу, что здесь можно еще понять.
– Очень многое. Понять Кироса, меня, наш брак. Я не хотела выходить замуж за Кироса, я вообще не хотела выходить замуж. Но мои выдали меня за него, что я могла сделать? С самого начала это было ужасно. Для Кироса я только красивая безделушка, он совсем меня не любит. Для него эта бутылка вина, которую он купил у вас, дороже, чем я. Со мной он как каменный. А Макс...
– Понимаю, – утомленно сказал я. – Макс показался вам совсем другим. Вы ему очень дороги. Или по крайней мере он так вам говорит.
– Да, он говорил мне это, – вызывающе сказала мадам Кассулас. – Не знаю, искренним он был тогда или нет, но я нуждалась в таких словах. У женщины должен быть мужчина, который говорил бы, что она дорога ему, иначе у нее вообще ничего нет. Но с моей стороны было эгоизмом подвергать Макса опасности. Теперь же, когда Кирос все знает, Максу угрожает страшная беда.
– Почему вы так думаете? Ваш супруг высказывал какие-нибудь угрозы?
– Нет, он даже не сказал, что знает о нашем романе. Но он все знает.
Могу поклясться, что знает. Я это чувствую по тому, как он обращается со мной в последние дни, какие замечания делает: как будто наслаждается шуткой, которую понимает только он. И мне кажется, это связано с бутылкой «Сент-Оэна», которая заперта в столовой. Поэтому я попросила вас помочь. Вы знаете толк в таких вещах.
– Мадам, я знаю только то, что «Сент-Оэн» приготовлен к вашему праздничному обеду, который состоится в субботу.
– Да, так говорит Кирос. Но каким тоном он говорит... – Мадам Кассулас наклонилась ко мне, внимательно глядя в лицо. – Скажите мне вот что. Можно ли отравить вино прямо в бутылке, не вынимая пробки? Существует какой-нибудь способ сделать это?
– Ох, перестаньте! Неужели вы могли серьезно подумать хоть на минуту, что ваш муж хочет отравить Макса?
– Вы не знаете Кироса так, как я. Вы не знаете, на что он способен.
– Даже на убийство?
– Даже на убийство, если он будет уверен, что это сойдет ему с рук. У нас в семье рассказывали, как он в молодости убил человека, который обманул его, из-за какой-то мелкой суммы. Но он сделал это так умело, что полиция не разгадала, кто убийца.
Тогда-то я и вспомнил слова Кассуласа о том, что он может пойти на любой риск, если считает его оправданным, и почувствовал, как мороз пробежал по коже. Я очень живо представил себе, как игла прокалывает пробку в бутылке «Сент-Оэна» и как падают в вино капли смертельного яда. И тут же понял, насколько нелепа эта картина.
– Мадам, – сказал я, – вот как бы я ответил на ваш вопрос. У вашего супруга нет намерения кого-нибудь отравить на этом обеде, разве что он хочет отравить нас всех, а это весьма сомнительно. Вспомните, что я тоже приглашен насладиться своей долей «Сент-Оэна».
– А что, если яд будет только в стакане Макса?