Он говорил без остановки, на одном дыхании и, похоже, не собирался останавливаться.
— Во-первых, она… она… роскошная. Шикарная. И такая… горячая. А какое тело… Я понимаю, что ей не двадцать пять, но по ней не скажешь. Понимаете, в ней столько энергии. Только что развернула этого копа, выдала ему по полной программе, и вот уже стоит на коленях и меняет колесо. Так ловко, как будто занимается этим каждый день после работы. Клянусь вам, такой женщины я еще не видел. Что потом? А потом — уверен, вам это понравится — везет меня позавтракать в этот чертов отель «Бродмур». Самая сексуальная женщина в мире подвозит меня к самому входу в этот роскошный отель. Я подумал, что мне это все снится, что такого не может быть. Двух часов не прошло, как я вышел из тюрьмы, и вот такая красотка уже ведет меня в пятизвездочный ресторан. Я вам так скажу: когда мы вошли в фойе, мне было уже не до завтрака. Вы там бывали? Это же… Господи, все, чего я хотел, — это выхватить бумажник, достать кредитную карточку и снять самый лучший номер с видом на то чертово озеро с горами. Ни о чем другом я и подумать не мог. И плевать на деньги. — Том вдруг остановился и продолжил уже без недавнего энтузиазма: — Только вот бумажника у меня не было, и кредитной карточки у меня ни черта не было. На мне была та дешевка, которую дают, когда выходишь из тюрьмы, и даже несчастную сотню баксов положить было некуда.
Он замолчал, мысленно переместившись куда-то, куда меня никто не приглашал. Я уже подумал о том, чтобы вернуть его в реальность, но тут лицо его просветлело, и слова полились с прежней легкостью.
— Я рассказывал вам о своих трюках? Нет? Ладно, расскажу. Это стоит послушать.
Том рассказал о кувырках. И о сальто назад.
А потом вернулся к своим планам встретиться с Кельдой Джеймс.
И все это время я совершенно не ощущал боли в руке. Потому что пересматривал свои прежние представления о Томе Клуне. Я знал, что самое главное — осторожность, что нельзя строить теорию, не изучив и не поняв то, что пришлось претерпеть человеку за чертову дюжину лет, проведенных в исправительном учреждении. Тот, кто сидел напротив меня, почти наверняка страдал от посттравматического расстройства.
Время сеанса подходило к концу, и мы с Томом договорились встретиться в следующую среду.
— Знаете, — сказал Том перед тем, как подняться с кресла, — я ведь не сделал там ни одной татуировки. И горжусь этим. — Он вытянул руки, как будто для осмотра, потом повернул их вверх ладонями.
— Поздравляю, — сказал я, сам не зная почему. Может быть, потому, что он казался таким искренним.
— Спасибо, — бодро ответил он.
Глава 13
Одной из причин того, что по четвергам я работал позже, чем в другие дни, была Кельда Джеймс. Месяц назад, когда она позвонила, чтобы договориться о первом сеансе, я предложил ей прийти в пять сорок пять, но потом согласился сдвинуть начало на четверть часа. Так что Кельда приходила ровно к восемнадцати, а заканчивали мы без пятнадцати семь. Почему я пошел на уступку? На то были три причины.
Первая. Мне почему-то казалось, что она не станет тратить время на чтение лекций о способах закладки тарелок в посудомоечную машину.
Второе. Кельда работала в ФБР, и я подумал, что услышать о ее жизни будет интересно и полезно. Признаю, вторая причина неубедительна и слаба для того, чтобы согласиться принять нового пациента. Но что есть, то есть, и от правды не уйдешь. А правда в том, что, будь Кельда Джеймс менеджером компании «Натуральные продукты», консультантом по маркетингу «Ай-би-эм» или лаборанткой санитарно-эпидемиологической станции в Амгене, я бы скорее отправил ее к одному из своих коллег, чем согласился продлевать рабочий день.
И наконец, третья причина моей уступчивости… Боюсь, объяснить ее довольно сложно.
Если бы Лорен увидела Кельду в моей приемной, она бы наверняка сказала, что третья причина еще менее убедительна и более жалка, чем вторая. Моя жена свела бы ее к простой констатации того факта, что мне приятно смотреть на Кельду.
О том, чтобы приблизиться к входу в эту пещеру, я не хотел даже думать, а потому не сделал и шага. К тому времени в моей карьере, как и в жизни вообще, наступил период более или менее ясного осознания того, что даже малейшее укрепление сомнений в профессиональной пригодности может привести к катастрофе.
Итак, в чем же заключается третья причина, побудившая меня согласиться на просьбу Кельды перенести наши встречи на более позднее время? Назовите это как хотите — Лорен и Дайана возможно и даже наверняка употребили бы понятие «рационалистическое обоснование», — но у меня почему-то сложилось впечатление, что я как раз тот, кто способен помочь Кельде Джеймс.
И как бы ни устал я от своей работы, каким бы эмоционально опустошенным себя ни чувствовал, безразличие еще не заполнило меня целиком.
На следующий после моего падения день Кельда опоздала на сеанс и появилась только в шесть десять.
Еще при первой встрече она предупредила, чтобы я не ожидал от нее пунктуальности, что иногда сеансы будут отменяться в последнюю минуту, а иногда она даже не сможет позвонить и просто не придет. Такая уж у нее работа. Она не спросила, устраивает меня это или нет. Ей нужно было мое согласие, но не более того.
Я немного подумал, а потом сказал, что в случае опоздания буду ждать ее в течение двадцати пяти минут, и если она не появится, то при следующей встрече даст объяснение. Если причина неявки не будет связана с работой, ей все равно придется платить.
— Договорились, — сказала Кельда.
Причины, по которым люди приходят к специалисту по клинической психологии, многообразны. Нередко одни присылают других. Жены — мужей. Родители — подростков. Боссы — подчиненных.
А иногда, как я только что узнал, дедушки — оправданных убийц.
Но чаще всего люди обращаются к таким, как я, потому что им больно. Обычно боль эта не новая. Наиболее типичны случаи, когда человек, прежде чем пойти за помощью, жил с болью годы или даже десятилетия. Жил и терпел. И если он вдруг решается проконсультироваться с психотерапевтом, значит, случилось что-то такое, после чего сил терпеть боль уже не осталось. Она стала невыносимой. Или же человек решил, что жить с ней дальше не может. Что-то случилось.
Мотивация Кельды представляла собой комбинацию двух перечисленных выше категорий. Во-первых, она определенно страдала от боли. В этом не было никаких сомнений. Во-вторых, ко мне ее послали. Сделал это врач-невролог Ларри Арбатнот. Случай Кельды выступал из ряда ординарных, потому что боль ее была скорее физической, чем душевной. Ларри лечил ее от хронической боли в ногах и, столкнувшись с трудностями в постановке диагноза, согласился продолжать работать с ней только при условии, что она встретится с психотерапевтом, который должен выяснить, не является ли психологический фактор сопутствующим компонентом ее заболевания.
Пациенты, проходящие курс лечения того, что они считают чисто физической болезнью, не очень-то любят, когда врач упоминает о возможном присутствии психологического компонента. Кельда в этом отношении не отличалась от других. В ходе первых трех сеансов она то и дело активно выражала неприятие этой идеи, и я уже приготовился к тому, что так будет продолжаться и дальше. Мне не понадобилось много времени, чтобы уяснить: поколебать ее уверенность не так-то просто.
Единственной темой, помимо физических болей Кельды, которую мы обсуждали при первых встречах, была история Розы Алиха. Имя девочки было мне хорошо знакомо, потому что ее похищение и спасение широко освещались в свое время в средствах массовой информации. Несколько лет назад Кельда спасла Розу, вступив в перестрелку с ее похитителем, и драматическая развязка той истории привлекла внимание всего штата.