Уловив наконец мелодию, которую я так упорно пытался ему напеть, Сэм начал постукивать ногой в такт музыке.
— Да, так. Вне всяких сомнений. До тех пор пока мы не раскроем это дело, всякий, кто живет в том доме на Хай-стрит, может подвергаться опасности. Если старика отделал не Том, то он сам мог уже пострадать от неизвестного. Может быть, именно поэтому мы и не можем его найти. Может быть, он лежит где-то раненный. Так что речь идет об определенной и явной опасности. — Он помолчал. — Точно.
Я не смотрел на Сэма. Да, у меня были основания беспокоиться о его безопасности, но я также понимал, что бряцаю ключами и что это бряцание привлекает внимание Сэма, который готов подтолкнуть меня к нарушению профессионального долга. Сэм схватывал все на лету и, воспользовавшись моей обеспокоенностью, быстро помог мне загнать меня же в угол.
— Клиника «Кайзера» на Тринадцатой. Знаешь, где это?
— Клиника? Возле школы Кейси?
— Да.
— Мы водим туда Саймона. — Сэм открыл дверцу и вышел из машины. Потом наклонился и посмотрел на меня: — Прокатишь меня как-нибудь в своей малютке, а? Когда рука заживет.
— Может быть, если пообещаешь не чихать.
— Спасибо, Алан.
Я промолчал. Провожая Сэма взглядом, я чувствовал себя предателем, но при этом понимал, что не был бы счастлив и в том случае, если бы не сделал ничего. Понимал я и то, что еще год назад не пошел бы на такое.
Так почему же я это сделал? Вот мое объяснение. Я сделал это потому, что мой прошлый отказ отвечать на вопросы полицейского до сих пор висел на мне, как промокший костюм. Тогда я промолчал, и все закончилось тем, что один из моих пациентов умер менее чем в сотне футов от меня.
Поступил ли я этично, дав Сэму нужную ему информацию? Наверное, нет.
Да что там — определенно нет.
Поступил ли я правильно?
Когда-то я думал, что этот вопрос относится к категории черно-белых. Да — нет. Иногда с примесью серых тонов. Сейчас? Сейчас я уже ни в чем не уверен.
Набираюсь ли я опыта? Или просто перестаю различать черное и белое?
Я не мог ответить на эти вопросы. Вот в каком дерьме я в те дни оказался.
Глава 28
Грейс крутилась и вертелась, лежа на столе, как делала всякий раз, когда я только начинал процедуру снятия памперса. Удержать вертящегося ребенка на столе и при этом ухитриться произвести сложную операцию по замене одного подгузника другим было и раньше нелегким делом. Теперь же, когда одна рука оказалась закованной в фиберглас, мои движения напоминали танец неумелого артиста из дешевого водевиля. Целиком поглощенный этим занятием, требовавшим полной концентрации и нечеловеческой ловкости, я даже не повернул голову, когда в комнату вошла Лорен.
— Алан, тебе звонит Сэм.
Я подумал — нет, понадеялся, — что супруга предложит если не заменить меня у стола, то хотя бы помочь завершить выпавшее на мою долю испытание, но, вероятно, все решило движение воздуха. Потянув носом, Лорен отказалась от благородного жеста и ограничилась тем, что просунула телефон между моим плечом и ухом и прошептала:
— У тебя отлично получается. Передай Сэмми от меня привет.
— Что это у тебя там отлично получается? — поинтересовался Сэм.
— Я как раз меняю Грейс подгузник. И у меня это отлично получается.
— О, сочувствую. Перезвоню позже.
— Нет, подожди, дай мне еще минутку-другую. Я уже заканчиваю.
Положив телефон на стол, я поднапрягся, и через минуту от моей дочери пахло так, как и положено пахнуть от ребенка. Завершив операцию, я передал малышку Лорен и взял трубку.
— Что случилось, Сэм?
Конечно, я боялся, что он, добившись одной уступки, попытается подтолкнуть меня еще дальше по скользкой дорожке и потребует новой информации относительно Тома Клуна.
Оказалось, однако, что Сэм позвонил с почти противоположной целью.
— Я подумал, ты заслужил того, чтобы быть в курсе нашего дела. Сообщаю последние новости. Мистер Клун по-прежнему находится в розыске. Один из лучших детективов города, получив информацию из достоверного источника, выяснил следующее: сегодня вышеуказанный Томас Клун должен был выйти на работу в клинике «Кайзер», но не только не появился, но даже и не позвонил. В клинике не знают, где он, и знать не хотят, потому что он у них уже не работает.
Моего цинизма хватило ровно настолько, чтобы не удивиться. Однако Том Клун — мой клиент, и беспокойство по поводу его судьбы не позволяло остаться равнодушным.
— Я вижу несколько возможных объяснений. Во-первых, у него могут быть какие-то причины, по которым он не хочет, чтобы его нашли. Во-вторых…
— Подожди, — оборвал меня Сэм. — На мой взгляд, если Клун не желает, чтобы его нашли, это значит, что он в чем-то виноват. Например, в избиении собственного деда. Думай что хочешь, но таково мое мнение. А теперь продолжай.
— Во-вторых, с ним могло что-то случиться — ну, скажем, попал под машину, — и он не в состоянии дать о себе знать.
Сэм хмыкнул. Так он давал понять, что не согласен с моим предположением.
Тем не менее я не сдался.
— В-третьих, не исключено, что все это время ему угрожала некая опасность и вот теперь эта опасность реализовалась и некто…
И снова Сэм не дослушал.
— Ты мой друг, Алан, и ради сохранения нашей дружбы я не стану даже комментировать второй пункт. С ним что-то случилось, и он не может даже добраться до телефона? Перестань, Алан. Что касается третьего пункта, то я готов подарить тебе мой стопроцентно выигрышный лотерейный билет, если услышу стоящее обоснование этих фантазий. Кто и почему может желать зла Тому Клуну?
— Извини, Сэм, но основанием для высказанного мной предположения является конфиденциальная информация, которой я не могу с тобой поделиться. И не рассчитывай — с позорным прошлым покончено, и шлюха ступила на путь исправления.
Он рассмеялся:
— Я так и подумал. У тебя есть минутка? Хочу рассказать одну маленькую историю.
— Что-то вроде притчи? Твоего собственного сочинения?
Я опустился на стул и в тот же миг ощутил ароматы моей малышки и жены. Давление моментально упало.
— На прошлой неделе в дверь ко мне постучал сосед. Было уже довольно поздно, что-то около девяти. В общем, Саймон спал. Парня этого я знаю, хотя лично с ним не знаком — мы даже не раскланиваемся по утрам. Он — биржевой маклер.
Сэм так произнес «он — биржевой маклер», как будто выбор профессии служил адекватным объяснением того, почему он и этот самый сосед не поддерживают нормальные отношения. Дело в том, что мой друг совершенно не переносит гражданских лиц и питает к ним глубокое и плохо скрываемое недоверие. По этой причине и они стараются держаться от него подальше. С другой стороны, его жена, Шерри, могла бы без запинки назвать все листочки на нижних ветвях их генеалогических деревьев.
— Парень заметно нервничает, говорит, что не хотел бы беспокоить меня так поздно, но у него есть клиент, совершенно милый старичок, с которым он работает уже несколько лет и который живет в Мартин-Акрс. У старичка на руках скромный портфель ценных бумаг, какие-то облигации, доходы с которых обеспечивают ему сносное существование и безбедную старость.
Тут же выясняется, что в «скромном портфеле» помещается двести одиннадцать тысяч долларов. Возможно, меня где-то носило или я что-то пропустил, но с каких это пор двести одиннадцать тысяч перестали считаться настоящими деньгами? Так или иначе, но в последние месяцы старик начал продавать эти самые бумаги, понемногу, но регулярно. Я в этом деле ничего не понимаю, но, может быть, ты…
— Я тоже.
— Ясно. На чем я остановился? А, да. Так вот. Старичок этот никогда ничего не предпринимал без совета своего брокера — или маклера? — а тут вдруг явно спешит избавиться от того, что гарантирует ему спокойную старость.
И вот мой сосед — я уже упомянул, что едва его знаю? — спрашивает, не могу ли я проверить, в чем там дело.