Был конец октября, и Эд уехал на выходные в Джексон, чтобы выступить там с речью насчет браконьерства на каком-то собрании. Джин ехала, чтобы забрать Бенни на остановке автобуса. Вдруг она заметила мчащийся навстречу на большой скорости универсал с прицепленным к нему домиком-трейлером. Джин поспешно свернула в сторону. Универсал едва не зацепил ее. Бок ее машины царапнули кусты, росшие на обочине, и она поморщилась. Отъехав подальше, она взглянула в зеркало заднего вида и попыталась разглядеть за облаком пыли трейлер.
Она не могла вспомнить, когда в последний раз встречала машину на этой дороге. Дом Эда и Джин был единственным на много миль вокруг, поэтому уж если тут кто и проезжал, так разве что охотники в кузове грузовика или влюбленная парочка подростков, ищущих уединенное местечко. По идее, универсалу с трейлером делать здесь было нечего. Джин представила себе, что в машине – семейство, отправившееся в отпуск и заблудившееся по пути в Йеллоустоун. Несчастные детишки хнычут на заднем сиденье, а отец упрямо гонит машину вперед, не желая остановиться и спросить дорогу. На такой скорости он всех покалечит.
В этот день школьный автобус прошел немного раньше, и, когда Джин выехала на шоссе, Бенни уже ждал ее. Маленький, ненамного выше почтового ящика на столбике, он стоял, крепко прижимая к груди коробку для ланча.
– Я передумал, – сообщил Бенни, сев в машину. – Я хочу быть каратистом.
– Но мы уже приготовили тебе костюм, Бенни.
– Это не настоящий костюм. Это моя форма «Маленькой лиги»,[3] вот и все.
– Бен. Ты хотел надеть этот костюм. Ты мне так сказал, когда я тебя спросила, кем ты хочешь нарядиться на Хеллоуин.
– Хочу быть каратистом, – повторил мальчик. Он не канючил, он говорил медленно и громко, как всегда, будто бы все, кто его окружал, были глуховаты или только что начали изучать английский.
– Мне очень жаль. Не получится, – ответила Джин. – Новый костюм мы сшить не успеем.
Бенни стал смотреть в окошко. Он скрестил руки на груди. Через несколько минут он сказал:
– А мне очень хочется быть каратистом.
– Бен, не капризничай. Не надо так, хорошо?
Он ничего не ответил. Только покорно вздохнул – совсем как чья-нибудь мамочка. Джин молча вела машину гораздо медленнее, чем обычно. На каждом повороте дороги она вспоминала о бешено мчащемся универсале. Они проехали примерно половину дороги до дома, когда она спросила:
– У тебя сегодня рисование было, Бенни?
Он покачал головой.
– Нет? А физкультура была?
– Нет, – ответил Бенни. – Музыка была.
– Музыка? Выучили какие-нибудь новые песенки?
Мальчик пожал плечами.
– Может быть, споешь мне то, что вы сегодня выучили?
Бенни молчал. Джин повторила:
– Может, споешь мне то, что вы сегодня выучили? Так хотелось бы послушать новые песенки.
Помолчав еще немного, Бенни вытащил изо рта серо-голубой комок жевательной резинки и приклеил его к ручке коробки для ланча. Затем, устремив серьезный взгляд в лобовое стекло, он негромко и монотонно проговорил нараспев:
– У фермера была собака, и звали ее Бинго. О-о, Б-И-Н-Г-О, – проговорил он, старательно произнося каждую букву. – Б-И-Н-Г-О, Б-И-Н-Г-О. И звали ее, – добавил Бенни, – Бинго. О-о.
Он отклеил жевательную резинку от коробки для ланча и сунул в рот.
Вечером, после ужина, Джин помогла Бенни надеть форму «Маленькой лиги», вырезала из катафотной ленты полоски и пришила их поверх номера на спине бейсбольной куртки.
– Это зачем? – спросил Бенни.
– Это чтобы машины видели тебя так же хорошо, как ты их, – ответила Джин.
Бенни не стал возражать. Они уже успели поспорить насчет того, надевать ли шапку и перчатки, и Бенни этот спор выиграл, поэтому теперь смирился и позволил Джин пришить ленточки к куртке. А потом Джин нашла в ящике письменного стола старенький «полароид» и принесла в гостиную.
– Сделам снимок и покажем дяде Эду, когда он вернется домой, – сказала она. – Ты так замечательно выглядишь. Он захочет посмотреть.
Она поймала Бенни в маленький квадратик видоискателя и стала пятиться назад, пока мальчик не попал в рамку в полный рост.
– Улыбочка, – сказала она. – Вот так…
Он не моргнул даже во время вспышки. Не пошевелился. А улыбнулся в самый последний момент, как бы сделав ей одолжение. А потом они вместе смотрели, как из фотокамеры медленно выползает тусклый сырой снимок.
– Возьми фотографию за краешек, осторожно, – сказала Джин, – и смотри, что будет.
В дверь постучали. Джин испуганно встала с дивана и посмотрела на Бенни. Держа двумя пальцами проявляющуюся фотографию, он посмотрел на нее взволнованно и удивленно.
– Сиди здесь, – сказала Джин и подошла к окну в дальней стене дома. Уже стемнело, и ей пришлось прижаться лицом к холодному стеклу. На крыльце она разглядела темные фигуры. Снова послышался стук, и тоненький голосок, приглушенный толстой дубовой дверью, прокричал:
– Конфеты или смерть!
Джин отперла дверь и увидела двух взрослых и маленького ребенка. Все они были в коричневых зимних комбинезонах, и у всех троих к вязаным шапочкам были прикреплены изолентой длинные ветки. Женщина шагнула вперед и протянула руку.
– Мы Дональдсоны, – представилась она. – Ваши соседи.
– Мы лоси, – добавила девочка, потрогав ветки, приклеенные к шапочке. – Это наши рожки.
– Рога, детка, – поправила ее мать. – Рожки у коз. А у лосей рога.
Джин перевела взгляд с девочки на ее мать и на отца, стоявшего рядом с ними. Он спокойно снимал перчатки.
– Когда дверь открыта, из дома выходит тепло, – проговорил он негромко и ровно. – Пожалуй, вам бы стоило нас впустить.
– О… – смутилась Джин и посторонилась, пропуская их. Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной и прижалась ладонями.
– Ой, что это такое? – спросила женщина, опустившись на колени рядом с Бенни и подобрав фотографию, которую он уронил. – Твоя фотография?
– Извините, – вмешалась Джин. – Мне ужасно жаль, но я вас совсем не знаю.
Все трое нежданных гостей трудно обернулись и уставились на нее.
– Мы Дональдсоны, – сказала женщина, слегка нахмурясь. Похоже, заявление Джин ее удивило. – Мы ваши соседи.
– У нас нет никаких соседей, – возразила Джин. – Кроме нас, здесь никто не живет.
– Мы только сегодня переехали, – странно тихим голосом сказал мужчина. Девочка стояла рядом с ним и держалась за его ногу, а его рука лежала у нее на макушке между «рогами».
– Куда переехали? – спросила Джин.
– Мы купили акр земли в полумиле отсюда. – Он произнес это таким тоном, словно считал, что она ведет себя невежливо, задавая столько вопросов. – Пока живем в трейлере.
– В трейлере? – переспросила Джин. – Так это вас я сегодня видела? На дороге?
– Да, – ответил мужчина.
– Вы ехали слишком быстро, вам так не кажется?
– Да, – сказал он.
– Мы торопились, чтобы добраться сюда до темноты, – добавила его жена.
– На таких дорогах надо вести машину очень осторожно, – сказала Джин. – Опасно ездить так быстро.
Ответа не последовало. Все трое смотрели на Джин с вежливым равнодушием, словно ждали, что она скажет что-то еще, что-то более подходящее.
– А я не знала, что в конце нашей дороги продается земля, – сказала Джин, и ответом ей было все то же молчание, все те же равнодушные взгляды. Даже Бенни смотрел на нее с некоторым любопытством.
– Мы никак не ожидали, что у нас появятся соседи, – призналась Джин. – В такой дали.
И снова молчание. Нет, ничего недружелюбного в их взглядах не было, но ей эти люди казались какими-то чужими, и ей было очень не по себе.
Девочка, которой, наверное, еще и четырех лет не исполнилось, повернулась к Бенни и спросила:
– А ты кто такой, а?
Бенни тут же посмотрел на Джин, как бы желая спросить, что ответить, и перевел взгляд на девочку. Ее мать улыбнулась:
– Думаю, она хотела спросить, что у тебя за костюм, милый.
– Я бейсболист, – ответил Бенни.
– А мы лоси, – сообщила ему девочка. – И вот это наши ро-ога.
Женщина с улыбкой посмотрела на Джин. Зубы у нее были крупные и ровные, но в деснах сидели глубоко, как у женщин-эскимосок, которые всю жизнь жуют кожу.