Торопливо выйдя на палубу, она обратилась к первому попавшемуся сардарцу с просьбой принести воды.
— Ты вроде спать собиралась? — к Лите поспешил Нэль. — Что, хуже ему? — уловив настроение целительницы, встревожился он.
Та в ответ, только хмуро прикусила губу, не желая неосторожным словом накликать беду.
— Воды бы мне, — негромко повторила она, мечтая оказаться рядом с Учителем, одно присутствие которого вселяло в присутствующих уверенность и спокойствие, а еще лучше было бы очутиться в домашней зельеварне.
— Держи, мелкая, — воду принес неугомонный кормщик лично.
Мелита протянула руки, чтобы взять чашу.
— Стой! — пальцы Нэля сомкнулись на девичьем предплечье, грубо задирая ткань рукава. — Откуда это у тебя?
Хрупкое запястье обвивали сразу два брачных браслета.
Словно в ответ на этот окрик, рисунок ожил. Дрогнули золотистые руны татуировки, сплетаясь в единую цепочку.
— Не ори на девчонку, — остановил парня седой. — Не видишь разве, что она ни при чем? Забыл про семейку Рина? Заполучив ценность, назад ее они уже не отпускают. Им все равно побрякушка, амулет или человек попал в их загребущие лапищи. Раз уж родовая магия признала малявку, обратного пути не будет.
— Но это значит… Это значит, что Рин совсем плох…
— Да дайте мне уже воду, а потом разбирайтесь между собой хоть до посинения, — Лита вырвалась, забрала чашу и поспешила вернуться.
За те несколько минут, которые она отсутствовала, дела у Аэрина стали совсем плохи. Он по-прежнему был в беспамятстве, к которому добавились жар и бред. Раненый метался, звал кого-то, просил пить.
— Сейчас, мой хороший, потерпи, — в очередной раз инспектируя свою переносную аптечку, ворковала Лита. Она смешала в кубке несколько зелий, тщательно отсчитывая капли, из мешочка, висящего на поясе, достала серебряную ложку, автоматически очистила ее и принялась поить Рина. — Вот и хорошо. Вот и славно, — приговаривала Мелита. — Как же повезло, что прошлую ночь я провела в чертоге Отцов. Служители Саннивы непременно переодели бы меня в подвенечное платье. Плакали бы тогда мои отварчики. В лучшем случае их бросили бы в погребальный костер. А так мы еще побарахтаемся. Спи, муж мой, а я пошепчу, вспомню бабкину науку.
Сняв с себя все украшения, она распустила волосы, разулась и, забыв обо всем на свете, принялась чаровать.
Тихонько нашептывая слова древних заговоров, Лита напряженно вглядывалась в пораженные проклятием легкие. Она ясно видела угольно-черные нити, сплетающиеся в паутину, в самом центре которой сидел здоровенный паук. Вполне возможно, что другая ведунья узрела бы совсем другой образ, но это просто вопрос личного восприятия. Обычно наведенные болезни принимали личину, наиболее неприятную зрящему. Лита видела пауков, ее бабка крыс, а отцова сестра безобидных мохнатых гусениц, которых боялась почти до обморока.
Напевая вяло пошевеливающему лапами пауку колыбельную, Мелита напряженно думала. И выводы не радовали. По всему выходило, что ведьма, насылавшая порчу, подселила в Аэрина полуразумную сущность. И произошло это не менее трех лет назад, о чем говорило состояние паутины. Получалось, что кто-то заранее решил избавиться от парня и просто выжидал подходящего момента. А весной случилось что-то, разбудившее крепко спящее проклятие.
— И ведь не спросишь никого, чтобы ведьму не спугнуть. У нас бы ее быстро вычислили, а в Сардаре все другое. Делай что хочешь, твори пагубу, питайся болью человеческой, отнимай жизни и никто даже не поймет, отчего к нижним людям уходят молодые полные сил люди.
Теперь становилось понятным, и почему отклонился драконий клинок, почему он не задел атрерию. Наделенный зачатками разума паук спасал свою псевдожизнь, выполняя заложенную создательницей задачу. А теперь по какой-то пичине заторопился, убивая своего носителя.
— Вот ведь, — поразилась девушка, не сводя глаз с задремавшей мерзости, — проклятие на смерть жизнь спасло! Чего только не бывает. Чудеса! Однако, надо будет последить, кто будет вокруг Рина виться, — решила Мелита, помня о том, что творящая пагубу должна забрать свое жуткое детище, чтобы оно могло отдать своей создательнице всю уворованную силу. — Боги великие, помогите! — горячо взмолилась. — Вразумите меня глупую, откройте глаза и пошлите помощника! Одной мне не справиться!
Сказала и обмерла, аж рот ладошками прикрыла со страху: 'Хоть и не глазливая я, а боязно.'
Понимая, что пока ничего больше поделать не сможет, сотворила отвращающий всякое зло знак и прикорнула таки под бочком у мужа, которому значительно полегчало. Запретив себе думать о Сардаре, чужой семье, внезапно обретенных супругах и возможном сглазе, она провалилась в сон.