Двенадцать рож, двенадцать сестер:
Ночная, дневная,
Утренняя, полуденная, напускная,
Красная, костевая, сглазливая,
Несчастливая, ломовая, синяя,
Застудная,
Воля твоя никем неподсудная.
Сама ты незвана приходишь,
Сама уходишь,
Сама гнобишь, сама милуешь.
Пойди ты, рожа, сойди с этой кожи
На дальние поля, высокие леса,
На мхи, на болота, на белую березу.
Не то тебя, рожа, Саннива побьет,
Сожжет, пупы ваши на все стороны разнесет.
Тут вам, рожи, не быть, гнезд не вить,
Бринхилд не сушить,
Сердце не знобить, тело не крушить.
Ноженьки не ломить.
Будьте, мои слова, проворливы, заговорливы
На ныне, на вечно, на бесконечно!
Трижды повторяла она заветный слова, не забывая каждый раз плевать через левое плечо, а после, дав знак княгине оставаться на месте, взяла в руки чулки и снова зашептала.
— Ну вот и все на сегодня, — Лита распустила кумачовый жгут, смахнула в него меловую пыль и бросила его в печку. — Чулки не снимать до завтра!
— Как все?! — растерялась Сигню, торопливо одевая довольную владычицу. — Совсем все?!
— Не совсем, призналась Лита. — Заговор три дня повторять надо. И каждый день новые чулочки надевать, а эти беречь, я потом скажу, что с ними делать. Ну как вы, сиятельная? — она перевела глаза на пациентку.
— Боюсь сглазить, как хорошо, — призналась та. — Не болит, представляешь?!
— Хвала Великой Матери! — обрадовалась Мелита.
— И ее божественным супругам, — подхватила Бринхилд, улыбаясь. — Ну до завтра, племянница. В замок тебя не зову, нечего такой чистой девочке в нашей клоаке делать.
— Верно, матушка, — подхватила Сигню, а потом подошла к юной целительнице и крепко обняла ее. — Спасибо тебе. Держи вот, — протянула Лине сверток. — Я грешным делом подумала, что такой красавице как ты алые чулочки не помешают, — подмигнув смутившейся девушке, она поспешила к своей патронессе.
Провожать Светлейшую вышли всем семейством. Закат успел облить пурпуром дома и крыши столицы, а ясный летний вечер не поскупился на прохладу и свежий ветерок, которые были вдвойне ощутимее после дневной жары, но это не смогло повлиять на любопытных сардарцев, напротив их количество значительно возросло. Завидев княгиню, они принялись вразнобой кланяться, не забывая вполголоса обмениваться впечатлениями.
— Ты смотри, кума, и впрямь полегчало властительнице, — здоровенная рябая бабища ткнула локтем в бок свою соседку.
— А я сразу говорила, что Мирари брешет. Видно же, что эта мелкая соображает в целительстве, — едва устояла на ногах та.
— Обмишурились мы, бабы, — тоненько вздохнула их третья собеседница. — Теперь эта пигалица нас лечить не захочет.
— Ой, да ладно вам! Куда ей деваться? Вон моего Дана вылечила и даже денег за противоядие драконье не взяла, — беседе присоединилась четвертая сардарка. — А ведь я ей прямо в глаза высказала, что это на ее аданскую шевелюру драконы слетелись. Так что вылечит всех, главное не теряться и свое требовать! Ясно вам, бабы?
— Куда уж яснее, — согласились тетки и, несмотря на толчею, постарались отодвинуться от неприятной особы.
— Свинья ты неблагодарная, — припечатала одна из них.
— Да вы!.. Да я!..
— Посторонись! Расступись! — послышался властный окрик начальника охраны княгини. Он, уже получивший разгон от князя за то, что потерял властительницу, был настроен крайне серьезно и рассусоливать с толпой не собирался.
Под напором княжеских воинов народ дрогнул и прянул в стороны, прижимаясь к стенам домов чтобы оттуда наблюдать, как мимо торжественно проплывает драгоценный палантин Бринхилд.
— Сейчас увидите кто здесь дура, а кто свинья, — едва пропустив кортеж Сиятельной, снова начала свару неуемная данова супруга.
Многозначительно глянув на осудившую ее троицу, тетка ринулась к зеленой калитке.
— Постой, Аэрин, погодь дверь закрывать! Нечего от людей прятаться! — крикнула она. — Вижу полегчало тебе, — продолжила тише, понимая, что ее услышали. — Значит не совсем пропащая у тебя жена! Соображает в целительстве, стало быть. Вот и подумали мы с соседями, раз такое дело — мы согласные!
— На что? — будто невзначай заталкивая недоумевающую Литу себе за спину, поинтересовался Рин.
— Вот и мне интересно, — ловко направив жену во двор и непринужденно прикрыв калиточку, рядом с братом встал Валмир.
— Так лечиться, — простодушно хлопнула глазами бабенка.
— Подлечиться тебе конечно не помешает, — оценивающе прищурился Вал.