— Сань, ну как тебе грибочки? — волновался обладатель тенора.
— Хороши, — прозвучало довольное.
Некоторое время тишину нарушал только стук сторовых приборов.
— Скоро наши молодожены в храм пойдут, — как бы невзначай напомнил баритон.
— Как же, как же помню, — контральто напоминало мурлыканье сытой кошки.
— Ты уж их не обижай, а… — в басовитом голосе слышались просительные нотки.
— А то что? — похоже, кошечка была готова показать коготки.
— Не провоцируй, милая, — душевно попросил баритон. — Не надо.
— А мы тебе ягодок спроворим, — решил подсластить скрытую угрозу тенорок. — Малинки там, смородинки…
Молчание было ему ответом.
Глава одиннадцатая
— Ни разу еще не чувствовал себя таким идиотом, — горячился Валмир по пути к храму.
— Лиха беда начало, — шепнул Рин в розовое ушко жены и улыбнулся, услышав ее смешок.
— Чего вы там хихикаете? Нравится, что на нас все пальцами показывают? — булькал как чайник на плите Вал.
— Я к этому уже привыкла, — посмотрела на него Лита. — Как привез меня Рин в Каменец, так все и пялятся. При вас еще меньше, а одной хоть на улицу не выходи.
— Пчелка, это они любуются, — Вал постарался успокаивающе улыбнуться супруге, которая устроилась между ним и братом на летающей платформе и с неослабевающим восторгом смотрела по сторонам. Казалось, виды города не могут ей наскучить. — Рин, ты не можешь скорости прибавить?
— Могу, но не вижу в этом смысла, — легкомысленно пожал плечами младший, дорвавшийся до управления любимым транспортным средством.
— Так обернись назад, — снова начал закипать Вал. — Вон он, то есть она! Прочь пошла, бесстыдница рогатая! Брысь!
Эти ругательства относились к Белочке, которая каким-то немыслимым образом выбралась из дому и теперь невозмутимо следовала за платформой. Видя, что один из хозяев не рад ее присутствию, коза особо не приближалась, но и не отставала. Белочка предпочитала держать дистанцию, чем безумно злила Валмира.
— Брысь это не козам, а кошкам, — рассмеялась Лита, и Вал поймал себя на мысли, что плевать ему на всех зевак и иже с ними, лишь бы пчелка была весела. — Не злись.
Узкая женская ладошка накрыла его руку, словно по волшебству, гася гнев.
— Белочку в храм не пустят, — продолжала она. — Но ничего плохого в том, что она с нами нет. Вспомни, Саннива — Мать всего сущего. В тайных мистериях, говорят, — Лита понизила голос до таинственного шепота, — и животные участвуют. Великая имеет светлый лик и темный, и служат ей по-разному.
— А ты откуда знаешь? — насторожился Рин.
— Учитель рассказывал, — призналась аданка. — Предостерегал меня. Хранил от соблазнов, — она убрала руку, задумавшись о своем.
— Что же от Олафа и костра он тебя не уберег? — хотелось спросить Рину, который против воли чувствовал необъяснимую неприязнь к часто упоминаемому женой наставнику, но вместо этого он показал рукой вперед. — Почти приехали, смотри, милая.
Громада храма вынырнула откуда-то из-за угла, и с каждой преодоленной саженью все сильнее и сильнее нависала над головами прихожан, но не давила, не угнетала, а словно укрывала, давала защиту.
— Остановимся тут, — решил Рин.
— И Белочку свою караулить оставьте. Тетушка говорила, что она на диво умная, — посоветовал Вал, подавая Лите руку. — Сторожевая коза, сказать кому, не поверят, — хохотнул он, видя, как хорошенькая Белочка сначала внимательно прислушивается, а потом решительно приближается к платформе.
— Что привело вас в храм, дети? — навстречу молодым людям вышла пара жрецов.
На гадальной неделе они всегда выходили к прихожанам вместе: филиды и воины. Мало ли какие вопросы волнуют верующих, и кому они хотят их задать.
— Мне нужно благословение Великой, — вперед выступила маленькая аданка, о которой вот уже несколько дней судачил весь город.
— Это все, что тебе нужно, дитя? — мягко уточнил жрец Матери, получивший накануне письмо из главной аданской обители.
В послании упоминались приключения юной целительницы, которая намедни навела шороху на родине, а ныне являла собой образец невинности.
— Обряд покаяния, — не поднимая глаз, почти прошептала она, а потом, решив что-то для себя, взмолилась отчаянно. — Помогите, заклинаю! Не для себя прошу! Для сироты невинного! Моих сил не хватит, чтобы его излечить, — по щекам просительницы побежали слезы, а ее молчаливые спутники, увидев это, сделали слитный шаг вперед.