— Как вода — водичка потекла по личику,
Не слезами солеными, не каплями мореными,
А ручьем проливалась, в росу превращалась,
Корешки и стебли окропляла, силу набирала,
чтобы цвет поднялся — Лите доставался, — напевала она.
Трижды обходила она вокруг лещины, трижды повторяла заветные слова, потом, поклонившись низко, принялась руками копать неглубокую ямку у корней лесного ореха, а, выкопав, вложила в нее веревку с узлами. Постояла, будто прислушиваясь к чему-то, а потом заровняла борозду и хлопнула в ладоши.
Ни разу в жизни не видели братья этакого чуда. Повинуясь знаку маленькой аданки, на внутренней стороне листьев лещины рядом с пазухами, в которых вызревают орехи, появились крупные опалесцирующие бутоны. Дрогнув, они тут же принялись расти. На то чтобы им распуститься потребовалось едва ли больше минуты.
И отдалилась, исчезла грозовая ночь. Стих ветер. Светло стало под куполом, сплетенным из гибких ореховых ветвей, украшенным сияющими звездами волшебных цветов.
Лита подняла сложенные лодочкой ладони, и лещина уронила в них сказку, чудо, небылицу, то, чего и на свете не бывает — свои дивные цветы.
— Крупные какие, — нарушил благоговейную тишину смутно знакомый голос, и рядом с аданкой появилась лешачиха.
Тут же снова громыхнуло, а потом еще раз пуще прежнего, и оказалось, что ночь и буря никуда не делись. Ветер по-прежнему завывал, раскачивались кроны деревьев, и лило как из ведра.
— Сильный в тебе дар, — лесная хозяйка одобрительно покосилась на Мелиту. — Умница, далеко пойдешь.
— Спасибо, матушка, на добром слове, — откликнулась целительница. — А тебе не надо ли?.. — она доверчиво протянула лешачихе ладони, наполненные светящимися цветами.
— Благодарствую, милая, — величественно кивнула та, и вдруг совсем по-девчоночьи хихикнула. — Давай уж без церемоний, мелкая. Я не такая важная как ваши аданские лесовики. Не нужно мне цветов, солить их что ли?
— Огурчиков малосольных? — отмер Рин. — Колбаски? Я специально для вас прихватил.
— А давай! — азартно потерла руки лешачиха. — Ох, и запаслив ты, чисто хомяк! Повезло тебе, красавица. Цени! Да и второй неплох, — она оценивающе оглядела Валмира. — На моего благоверного похож! В молодости. Ладно, — спохватилась лесная хозяйка, — заболтала я вас. Между тем время позднее, да и погода… Как бы не простудилась целительница наша. До дому вам далече, а потому ночевать у меня в сторожке будете. Тут она рядом, можно сказать, в двух шагах. И не спорьте! Не сердите!
— Не будите лихо, пока оно тихо, — подтвердил грустный мужской голос из-за соседнего куста.
— Цыц, ты, страдалец! Не позорь жену перед гостями.
За кустом печально вздохнули и завозились.
— А мы и хозяину вашему гостинец прихватили, — Рин бесстрашно потряс сумкой, в которой что-то подозрительно позвякивало.
— Чойта там? — напряглась лешачиха. — Опять Моего спаивать надумали, супостаты?!
— Растирочка это, — расхрабрившийся Аэрин уже и берегов не видел.
— Покаж! — азартно подалась к нему лесная хозяйка. Куст за ее спиной возбужденно завибрировал..
— Вот! — в руках парня появились две бутылки. — Эта настояна на змеюке, коброй именуемой! — он помахал одним штофом. — А эта на мандрагоре! Батюшка из самого Годара привез!
Куст мелко затрясся и потянулся веточками к парню.
— Куды?! — рявкнула лешахиха. — Сговорилися уже, оглоеды! Ну я вам!..
— Апчхи! — прервала ее Лита.
— Дождались, — тут же успокоилась она, — Простудили ребенка, мужики безголовые. — Отворяй тропу к сторожке, отец, да не мешкай.
— А как же растирочка? — робко полюбопытствовали из-за куста. — Елочка, не откажи. Сама подумай, а ну как и у меня радикулит разыграется? А тут кобра заспиртованная имеется, понимать надо…
— И думать забудь, забулдыга старый! Знаю я чем твои прострелы лечить! Крапива вона какая уродилась!
— Апчхи! — раздалось на весь лес.
— Так, — засуетилась лешачиха, — убирай все свои бутылки, охламон, и пошли твою благоверную лечить.
— Так таки все? — сладким голосом полюбопытствовал упертый Рин. — И вишневку тоже?
— Это какую вишневку? — лесная хозяйка сбавила обороты. — Это ты про ту вишневку, которую Сагари о прошлом годе готовила?
— Ага, — улыбнулся этот искуситель.
— Ну… — она задумчиво почмокала губами, сплюнула дождевую воду и… сдалась. — Давай сюда свои гостинцы, упрямец! И спорит и спорит, голова твоя дубовая. Вон с брата пример бери. Он втихаря уже вторую бутылку калгановки Моему в куст закатил.