И был он такой несчастный и грязный, так умильно смотрел бесстыжими синими глазищами, что Лите неожиданно захотелось его обнять.
— Так уж и быть, — пряча смущение, плеснувшее горячей волной, согласилась она. — Да и домой пора. Тетушка небось уже места себе не находит. Давай маун-траву да пошли, — Лита протянула руку ладошкой вверх.
— Запачкаешься, — протянул ей чистую тряпицу запасливый Рин.
— Хороша ли работа, хозяюшка? — сверкнула бесшабашная валова улыбка, вызывая нежданную оторопь у бедной травницы.
— Маловаты корешки, — честно ответила Лита, робко поднимая глаза на Валмира.
— Ну вот, — непритворно огорчился он. — А я уж благодарность принимать приготовился.
— Едва-едва на зелье хватит, — еще тише отвечала Мелита.
— Эх, а я-то думал, что ты меня обнимешь, — склонился к ней Валмир.
— Еще чего, — притянул к себе жену Рин. — Ты сам весь изгваздался, да еще и Литу запачкать хочешь…
— Ну вы и… — развел руками и расхохотался Вал.
А Мелите как-то невзначай подумалось, что эта грязь отходит легко. 'И ничего страшного бы не случилось, если бы…' — тут она строго одернула себя и постаралась выбросить из головы неподобающие мысли.
— Рин, — предприняв попытку отвлечься, спросила аданка, — скажи, кого это Саннива на том поле пшеничном встретила?
— Тунора Творца, пчелка, — отозвался вместо брата Вал, задумчиво почесывая в затылке. — А если я еще один корешок выкопаю, обнимешь? — глядя на пышный куст валерианы поинтересовался он. — А если два?
— Соглашайся лучше, — посоветовал Рин, склоняясь к нежному девичьему ушку. — А то этот зануда из леса не уйдет, пока всю маун-траву не выроет. И съедят нас комары, — посулил он и, не удержавшись, прижался губами к заполошно бьющейся жилке на шее Литы.
Та вместо ответа тихонько пискнула и спрятала лицо у него на груди.
— Ну чего ты, милая, — удивляясь сам себе, принялся успокаивать смутившуюся аданку Рин. 'Вот зачем я к ней пристаю? Не хочет Вала — мне же лучше. Хотя…' — что-то его грызло и подталкивало поступать по справедливости то ли совесть, то ли клещ какой… — Будешь дальше сказку слушать?
Лита молча кивнула, соглашаясь.
— Стоит, значит, беглянка вся из себя удивленная, — придя к какому-то выводу, повел рассказ Вал, покрепче ухвативши стебли маун-травы, — птичками любуется, а Тунор, — левой рукой он немного разгреб влажную после ночного ливня землю, расставил пошире ноги и дернул, что есть мочи, — с нее глаз не сводит. Глянь, какой здоровенный, пчелка!
— Кто? Тунор? — захлопала глазами Лита.
— Корень, дурища белобрысая! — Вал отбросил в сторону вырванный куст, выхватил у брата кулек с завернутой в плащ женой, прижал ее к себе покрепче и закружился.
А вместе с ним закружился по-утреннему умытый лес и низкое покрытое тучами небо, и мокрая трава… Вот она-то и сыграла злую шутку с егерем, подсунула ему под ноги корягу, оплетенную бойкими побегами паслена. Ну как тут было устоять? Словно мощный дуб под топором опытного лесоруба рухнул навзничь Вал, но рук не разжал.
Он лежал на поляне посреди заповедной пущи, слушал встревоженные голоса Аэрина и Литы и улыбался. — Да не убилась я, Рин! — отбивалась маленькая травница. — Не хватай меня! Дай я на Валмира посмотрю!
— Чего на него смотреть, милая? Вон у него какая рожа довольная! Пусти ее, придурок! — напустился он на брата. — Чуть не убил голубку мою, скоморох каменецкий! Что ты лыбишься?!
— До чего же жить хорошо, — беззаботно откликнулся Вал и посмотрел на Литу. — Со мной и правда все хорошо, пчелка. Не волнуйся.
Но целительница не слушала. Обняла его лицо крепкими ладошками, склонилась низко-низко и будто в душу заглянула, в самую ее глубину. Прямо туда, где жила любовь к маленькой белобрысой хульдре, одним фактом своего существования превращающей пасмурное утро в сияющий полдень. Нежное напоенное земляникой дыхание коснулось его губ, горяча кровь и рождая желание. А тонкие литины пальчики тем временем скользнули по вискам, прошлись по темени и замерли на затылке, посылая волну тепла.
— Вот теперь действительно все хорошо, — успокоилась она и обмякла, прикрыла глаза, устроившись на широкой груди забывшего как дышать Валмира. — Как же ты меня напугал.
Рин посмотрел на это безобразие, тяжело вздохнул и опустился на пенек.
— Увидел Тунор нежную красавицу и враз понял — вот она — судьба-судьбинушка стоит перед ним, улыбается, — помолчав, Аэрин продолжил сказку. — 'Как зовут тебя, милая?' — спросил, любуясь. 'Саннивой нарекли,' — потупилась девица. 'А тебя как величают?' — порозовела ланитами. 'Ту…' — только начал он, как разверзлись сферы небесные и показалась мерзкая рогатая образина.