Вишня
Полине кажется, будто вчера был май, а сегодня сразу наступило второе сентября. Словно каникул не было. На ней даже куртка та, что и весной, – голубая с желтым. И если в бабушкину дверь позвонить, то Бес, как всегда, заверещит. И Стаська с бабушкой разговаривают как всегда. Будто они проходят первый уровень знакомой игры.
– Стас, ты куда?
– На конюшню.
– А обедать?
– Я в школе ел.
– Ну чего там в школе можно есть? У меня суп с фрикадельками.
– Я вечером.
– Ну хоть бутерброд?!
– Ба, да не надо ничего.
– Совсем ничего?
– Тридцать пять рублей на маршрутку.
Бабушка быстро лезет в свою сумочку, которую называет «клатч». Хотя настоящий клатч маленький, а эта сумка размерами с Полинин рюкзак. В кармашке «клатча» всегда есть деньги для Стаса, или шоколадное яйцо для Полины, или пачка маминых сигарет. Там даже есть жетончик от собачьего ошейника с надписью: «Меня зовут Бейлис. Я хочу домой». И номер бабушкиной мобилы. Это Неля купила, чтобы Бес не потерялся. Но с Бесом все в порядке, а вот жетончик чуть не пропал.
Стас убежал вниз. Бабушка закрывает за ним дверь, обзывает его шантрапой и говорит:
– Руки мой и у деда в комнате обедай. Полотенце желтое не трогай, желтое – для учеников! Почему у тебя рукав перемазанный? У вас рисование было?
– Нет, это немецкий. Это Альбинка…
– Потом расскажешь! Ко мне сейчас мальчики придут.
Все как раньше. Даже полотенце. Только вот в школе… Но раз у бабушки ученики, Полина все дедушке расскажет.
Баба Тоня своих учеников называет «мальчики» и «девочки». Так и говорит: «Я еще одну девочку взяла, на утро субботы» или «В четверг вечером мальчик не придет. Полинка, можешь свою Лену в гости позвать». Сейчас у бабушки в комнате сидят два мальчика и одна девочка. Вычисляют синусы, функции и интегралы. А Полина про них с детства все знает: синус – это инструмент, вроде гаечного ключа, функция – маленькая, серебряная, как чайная ложечка. А интеграл…
– Что, Полинка, не кончается суп? Ты фрикаделю на хлеб положи и ешь как бутерброд, – подсказывает дед Толя.
– Правильно говорить «фрикаделька». – Полина тянется к горбушке.
И вправду вкусно. Если бы еще хлеб был нормальный, а не с угла батона. Дед считает, что горбушки – самое вкусное. Всегда говорит «я тебе горбушку отложил». Приходится есть, из вежливости.
Дедушка сидит за компьютером, щупает клавиатуру. На кнопках теперь выпуклые наклейки с точечками. Это для слепых. Азбука Брейгеля. Или Брамса?[2] У экрана теперь очень большое разрешение – тоже для дедушки. Он ведь одним глазом немножко видит.
– Хочешь, я тебя в блогах зарегистрирую? – спрашивает Полина.
– А зачем?
– Найдешь с кем ты в школе учился… – мрачнеет Полина. – Узнаешь, как у них дела.
– Не надо. Хорошо у них дела. Уже давно хорошо.
Дед нашаривает на столе диск с аудиокнижкой. В динамиках чужой мужской голос говорит так громко и красиво, будто диктует: «Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества». Звучит незнакомая мелодия. Красивая, как в мамином мобильнике.
К ним сразу заглядывает бабушка:
– У меня дети! Полинка, дай Толе наушники.
Дедушка машет рукой. Не надо наушников, это он тренировался на ощупь диск вставлять. Он потом книжку послушает. А сейчас будет слушать, как у Полины в школе дела. И за суп спасибо, очень вкусный был. Полина тоже говорит, что вкусный. И накрывает ладонью свой бутерброд из горбушки и фрикадельки, а то вдруг бабушка рассердится.
Но бабушка запускает в комнату Беса – он под ногами крутится, мешает ей объяснять про синусы. А рядом с дедом Бес спокойным делается. Уважает потому что.
Дедушка идет к дивану. Он по дому без тросточки ходит, потому что знает все наизусть – даже если у ковра угол сбился или если Полина стул на место не поставила. Бес уже поверх пледа лег. Греет дедушке место. Будет сейчас тыкаться деду в бок и свистеть тихонько. Полина берет бутерброд и тоже устраивается рядом. Доедает и рассказывает.
У них теперь по немецкому новая учительница. Полина не запомнила ее имя и отчество. Она и про старую тоже не помнила, как звали. Но старая была добрая, а эта – злая. То есть не злая, а… Непонятно, как про нее сказать.
Сегодня Инга Сергеевна повела вторую группу к их немке, а они остались в классе и бесились. У Альбинки были фломастеры для аквагрима. Ими можно на себе что угодно рисовать. Бабочку или цветок.
Максим на лице полосы чертил. Он вообще хотел маску, как у супермена, но за перемену не успеешь все лицо заштриховать. Настя Кузьмичева сделала на пальцах кольца разные. А вторая Настя, которая к нам в гости приходила, Огнева, нарисовала себе очки. А потом отдала фломастер Полине. Полина хотела нарисовать солнышко, но фломастер был зеленым. А солнце не может быть зеленым, если оно не инопланетное? Тогда она решила раскрасить родинку. Раз мама говорит, что похоже на вишню, то можно пририсовать листики.
2
На самом деле шрифт для слепых придумал французский музыкант и педагог Луи Брайль в XIX веке (прим. авт.).